Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

законодателям, что моральные обязательства значат гораздо больше юридических. «В любом моральном обязательстве, — заявил Вильсон на той встрече, — есть элемент собственной оценки. В юридическом обязательстве такой оценки нет» 114. В общем, убедить сенаторов Вильсон не сумел. А уже через несколько дней после встречи он узнал, что количество сенаторских поправок и оговорок приближается к четырем десяткам. Общественное мнение также начинало потихоньку меняться. Нет, оно по-прежнему поддерживало Лигу Наций, но склонялось в пользу тех оговорок, которые предлагали сенаторы. Дело в том, что, представив мирный договор на рассмотрение сенатского комитета, Вильсон ждал его решения, а сенаторы постоянно делали публичные заявления, комментируя свои поправки. В результате многие американцы стали считать, что не будет ничего плохого, если Устав Лиги будет одобрен с определенными оговорками.

В начале сентября Вильсон принял решение обратиться напрямую к народу с разъяснениями своей позиции по Лиге Наций и мирному договору с Германией. Начался последний этап драматической борьбы одного человека за переустройство всего мира. 4 сентября Вильсон отправился на президентском поезде в длительное агитационное турне по стране, в ходе которого он за двадцать дней произнес сорок речей перед американскими избирателями в двадцати семи городах. В истории Соединенных Штатов нет аналога такой кампании, когда президент говорил на одну тему по два раза в день перед огромными аудиториями, достигавшими порой нескольких десятков тысяч человек. В то время не существовало мощной акустической аппаратуры, и Вильсон, выступая на открытых площадках или стадионах, вынужден был рассчитывать лишь на силу своего голоса. Ежедневные часовые выступления, конечно, сказывались, и по ночам, когда поезд переезжал из одного города в другой, президент не мог заснуть. Его мучили приступы сильной головной боли и кашля, но он упорно отказывался прекратить поездку, на чем категорически настаивали врачи. Последнее выступление Вильсона состоялось в городе Пуэбло, штат Колорадо, 25 сентября. После него президент понял, что продолжать турне он не состоянии. Следующим утром у него случился гипертонический криз, и поездку пришлось прервать. Президентский поезд на всех парах помчался в Вашингтон, где доктора прописали Вильсону полный покой. Но это уже не могло помочь. Перенапряжение, которое Вильсон испытывал в течение нескольких месяцев работы мирной конференции, вкупе с бешеным ритмом агитационной поездки по стране привели к тому, что 2 октября у президента случился инсульт. У него оказалась парализованной левая часть тела. В течение недели врачи опасались за его жизнь, но затем состояние Вильсона стабилизировалось, и в декабре он уже смог понемногу возобновить работу. Конечно, президент мало напоминал того энергичного человека, каким он был до поразившего его недуга. Его речь стала невнятной, передвигался он только с посторонней помощью. Но главное — президента лишили привычного круга общения. Доступ к нему, кроме врачей, имели только миссис Вильсон и Джозеф Тамулти.

Тем временем сенаторы, наконец, закончили рассмотрение мирного договора и 19 ноября вынесли его на ратификацию. Договор предлагалось ратифицировать с четырнадцатью оговорками. Имелись среди них и незначительные, но были и принципиальные, о которых говорилось выше. Тактика Лоджа полностью оправдала себя. «У меня была задача, — вспоминал он впоследствии, — которую я постоянно имел в виду, и заключалась она в том, что, если бы нам удалось настоять на оговорках, мы должны были создать ситуацию, когда за отклонение договора несли бы ответственность Демократическая партия и особенно друзья президента Вильсона, а не противники договора, которые старались одобрить его в безопасном для Соединенных Штатов виде» 115. В течение двух с половиной месяцев (с 10 сентября) сенаторы скрупулезно обсуждали и голосовали по отдельности каждую из представленных оговорок, после чего передали документ с прошедшими оговорками на ратификацию. 19 ноября весь текст мирного договора вместе с одобренными ранее оговорками дважды (включая повторное голосование) вотировался в Сенате и оба раза был отклонен. Сначала 55 голосами («за» ратификацию проголосовали 39 сенаторов), а затем 51 голосом (41 «за»). Несколько сенаторов решили не участвовать в повторном голосовании 116. Однако было еще и третье голосование. После того как ратификация договора с оговорками была дважды отклонена, сенатор Оскар Андервуд из Алабамы предложил проголосовать в третий раз, теперь уже за договор без каких-либо оговорок. Эта резолюция не прошла. Ей не хватило всего семи голосов до необходимых для ратификации двух третей присутствовавших сенаторов 117. Как же получилось, что в третий раз сенаторы проголосовали принципиально не так, как первые два раза? Ведь если бы не голоса семи демократов, проголосовавших вместе с республиканцами, мирный договор, а вместе с ним и Устав Лиги Наций, мог быть ратифицирован уже 19 ноября.

Тут возникает один интересный вопрос. Кто были те люди, которые голосовали «против»? Обычно считается, что ратификацию провалили сенаторы, главным образом республиканцы, которые выступали против участия Америки в Лиге Наций. Но это совершенно не так. При первом голосовании 19 ноября из 55 сенаторов, выступивших против ратификации, лишь 13 были республиканцами (так называемые «непримиримые»), тогда как 42 сенатора принадлежали к партии Вильсона. Лишь пять демократов проголосовали вместе с 34 республиканцами за ратификацию с оговорками. Примерно такой же расклад принесло и повторное голосование. Против выступили те же 13 «непримиримых» республиканцев, поддержанных 38 демократами, а за ратификацию отдали свои голоса 34 республиканца и семь демократов 118. И лишь при третьем голосовании, за ратификацию без оговорок, все стало на свои места. Против нее вместе с частью республиканцев проголосовали те самые семь демократов, которые принципиально выступали за оговорки. Их голосов и не хватило для необходимого квалифицированного большинства в две трети от общего числа присутствовавших. Получается, что ратификацию с оговорками провалили вместе с «непримиримыми» республиканцами сторонники президента, а ратификацию без оговорок — семь демократов, с которыми «недоработали» Вильсон и лидер демократического меньшинства в Сенате Джилберт Хичкок.

Накануне голосования, 18 ноября, Хичкок жаловался, что ему не хватает инструкций из Белого дома. «Лично я, как и большинство членов нашей партии, — объяснял он, — выступаю за ратификацию текста договора в любой форме. Даже если это будет одна из наименее желательных форм, мы думаем, это положило бы конец разрушительной анархии, господствующей в международных отношениях. Но я хочу следовать инструкциям, а те, кто отвечает за них в Белом доме, препятствуют любым прямым контактам. Мне просто говорят, что “Президент не уступит ни дюйма”. На кону его честь. Он считает, что будет опозорен, если не выполнит всех своих обещаний, данных в Париже» 119. Нормальной связи с президентом действительно не было, причем не только у сенаторов, но