Вся правда о войне. Причины. Итоги. Потери - Александр Павлович Русаков

число подросло вначале до 15 млн, а затем до 20 млн. В то же время в отдельных зарубежных публикациях наши потери оценивались гораздо масштабнее – до 40 млн человек и более. Подобный же большой разброс существует в оценках и подсчетах потерь советских войск. Уже одно это свидетельствует о том, что подсчет любых людских потерь в годы войны не может быть достаточно точным и бесспорным. Кроме того, сами данные о потерях имеют сильно выраженный политический и даже идеологический подтекст. И это понятно: представление потерь преуменьшенными создает картину более успешного ведения войны советским политическим и военным руководством, а также подготовки к ней; напротив, если потери эти преувеличить, то создается впечатление о неудачном управлении ими страной и армией в военные и предвоенные годы, а то и неэффективном общественно-государственном устройстве страны.

Итак, только в конце 80-х годов наконец-то стал производиться полный и тщательный подсчет наших военных людских потерь научными учреждениями страны. В результате их усилий появились достаточно обоснованные и относительно точные цифры потерь СССР в этой войне.

Тем не менее есть определенные сомнения в объективности этих исследований, так как их проводили авторы, находившиеся в административной и финансовой зависимости от политического руководства страны. Очевидно, что им было трудно явно противоречить вектору его политической воли. А в эти годы руководители страны, как М. Горбачев, так и Б. Ельцин и другие лица, вкупе с близкими им представителями верхних слоев интеллигенции СССР и РФ полагали, что И. Сталин и другие политические лидеры страны военной эпохи управляли ею неправильно, ее общественно-государственное устройство в то время было дефектным, а наши потери в войне из-за этого были слишком велики. Это означает то, что современные официальные цифры наших военных потерь являются скорее завышенными, чем заниженными. Причем совсем необязательно, что кто-то преднамеренно и грубо их завышал, однако подсчеты вести, как известно, можно по-разному, а «злить» начальство и искушать тем самым собственную должностную и научную судьбу, как правило, никто не любит.

Но дело не только в зависимости многих исследователях от властей, а еще и в том, что сама информационная, идеологическая и политическая ситуация в стране в конце 80-х годов и особенно в начале 90-х годов способствовала склонности любых авторов к преувеличениям наших военных потерь. Развернутая тогда в СМИ грандиозная антисоветская и антисталинская кампания оказывала на общество поистине тотальное давление. Как бы само собой разумеющимся, бесспорным в это время было принято считать, что наши потери в Великой Отечественной войне были колоссальны, Сталин и вообще советская власть были преступны, людей они не жалели и старались всячески обмануть свой народ и мировое сообщество об ужасах наших потерь, что вот-вот откроется вся правда об огромных по масштабу злодеяниях советского вождя и т.д. и т.п. В этой обстановке свержения советского строя и осуществления наконец-таки полного и окончательного реванша антисталинистов практически любые высказывания, так или иначе оправдывающие политику советского руководства и тем более лично Сталина в военную или предвоенную эпоху, воспринимались как некая очевидная некомпетентность, а то и враждебная демократии, науке или даже государству деятельность. В такой обстановке даже смелому и честному исследователю было трудно в той или иной степени не считаться с господствующим общественным мнением, как минимум подсознательно уступая ему. Вряд ли происшедшие с тех пор политические изменения в стране можно признать большими, но все же антисталинская идеологическая кампания в России в 2000-е годы несколько ослабла, что способствует более спокойному и объективному подсчету наших потерь.

Чтобы лучше понять сомнительность любых подобных подсчетов, проводимых контролируемыми (в той или иной степени и форме) властью исследователями военных событий, представим себе, какими могли бы быть их результаты, если бы они были проведены в конце 40-х или в начале 50-х годов. Почти в той же степени это относится к влиянию на исследователей господствующего общественного мнения. Только не стоит при этом убаюкивать себя мыслью о том, что тогда среди начальников и исследователей были сплошные дураки и мерзавцы, и самым главным врагом истины из них был, конечно же, сам товарищ Сталин, а со времен перестройки у нас во власти, в СМИ и в науке – только высоконравственные и глубоко интеллектуальные личности, образцом которых, по-видимому, являются сами политические лидеры этой эпохи – М. Горбачев и Б. Ельцин.

Итак, среди всех потерь любой страны решающее значение для оценки успехов в войне и эффективности управления страной и вооруженными силами имеют потери военнослужащих и других лиц, сражавшихся с врагом. Среди этих потерь, в свою очередь, дифференцируются потери следующих видов: общие безвозвратные, демографические, боевые безвозвратные, а среди них – потери только регулярных вооруженных сил государства. Каковы же были эти потери и из чего они складывались?

Исходя из изложенного, логичным представляется то, что выведенные по итогам статистического исследования научным коллективом во главе с Г.Ф. Кривошеевым цифры безвозвратных потерь военнослужащих, их демографических и боевых безвозвратных потерь близки к реальности, но, вероятнее всего, являются несколько завышенными. Впрочем, и сам он не претендует на большую точность, указывая на то, что по некоторым видам потерь в распоряжении исследователей не было «исчерпывающих данных», «архивных документов», многие сведения о числе военнослужащих, мобилизованных и их потерях не совпадали друг с другом, нельзя было исключить довольно многочисленные случаи «повторного счета» и т.д. Ввиду этого значительная часть потерь определена ими «расчетным способом» (прежде всего первых двух лет войны) [186], то есть фактически оценочно.

В свою очередь, и автор настоящей работы, разумеется, не может претендовать на абсолютную истину и на исключительно точные подсчеты этих потерь, хотя бы потому, что не имеет доступа ко всем необходимым первичным материалам учета и подсчетов, а применяемые им методы (способы) подсчета, о которых написано выше, являются несовершенными. Тем не менее, обладая данными указанного и иных статистических исследований, переписей, учетов и оценок численности населения страны в предвоенные и послевоенные годы, его естественного и миграционного движения, численности ее вооруженных сил и их убыли и потерь в годы войны, сопоставляя их с известными историческими фактами, вполне можно делать собственные обоснованные и относительно точные оценки этих данных. Кроме того, следует еще подчеркнуть, что даже имея в распоряжении все необходимые данные, абсолютно точные цифры потерь определить все равно практически невозможно. Они в любом случае будут иметь спорный характер, ибо первичные данные тоже не отличаются безупречностью, не говоря уже о методологических и иных трудностях подобных исследований.

Автор также не может не обратить здесь еще раз внимание на то, что исследовательский метод, то есть набор