Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

Нарком спросил, давала ли Англия какие-либо гарантии Голландии, Бельгии, и Швейцарии. Сидс ответил, что вопрос об этих странах далеко выходит за рамки рассматриваемого сейчас вопроса, но в прошлом все войны, которые вела Англия, были тесно связаны с судьбами Голландии и Бельгии. (С чего бы вдруг Молотова интересовала безопасность трех этих стран, ведь «для вступления в непосредственный контакт с агрессором» до их границ Красной Армии было добраться еще сложнее, чем до границ Германии? Нарком ставил вопрос в той же плоскости, что и Литвинов в своей записке от 3 мая. Очевидно, в этом вопросе взгляды бывшего и нынешнего наркома совпадали с взглядами самого Сталина. – Л.П.).

Нарком спросил, знают ли в Лондоне о французском предложении от 29 апреля в связи с советским проектом от 17 апреля. Сидс сказал, что соответствующие проекты правительство Франция сообщает правительству Англии и наоборот. Молотов спросил, согласовано ли настоящее предложение Англии с Францией, Сидс уклончиво ответил, что Англия знает о предложениях Франции, а Франция знает о предложениях Англии345.

В тот же день Молотов полтора часа беседовал с Гжибовским. Вначале Молотов спросил, знаком ли посол и польское правительство с советскими предложениями, сделанными 17 апреля Англии и Франции. Не дожидаясь ответа, нарком сказал, что до него доходят сведения, что Польша отрицательно относится к этим предложениям. В связи с этим Молотов предложил Гжибовскому ознакомиться с точным текстом этих инициатив и сказать, что в них плохого для Польши и правда ли, что Варшава является одним из главных противников этих предложений. Посол, словно школьник, которого заставляют повторить выученный урок, прочитал переданные ему Молотовым восемь пунктов и вводную часть советских предложений.

Ознакомившись с текстом, посол сказал, что ему известно содержание предложений Советского правительства, но параграф 4 для него новый. Он указал, что Польша, безусловно, не вправе возражать против союза трех великих европейских держав. Однако 4-й параграф вызывает тревогу у правительства Польши, поскольку он имеет ярко выраженную антигерманскую направленность и противоречит польско-английским договоренностям от 6 апреля, которые предостерегали обе стороны от заключения соглашений, направленных против какого-либо одного отдельно взятого государства. Гжибовский доказывал, что нельзя требовать того, чтобы англо-польское соглашение истолковывалось бы как направленное исключительно против Германии. Посол, ссылаясь также и на особое географическое положение Польши, находящейся между двумя великими соседями, сказал, что Варшава остерегается шагов, которые могли бы быть истолкованы Германией как провоцирование агрессии с ее стороны. Кроме того, Гжибовский подчеркнул, что в настоящий исторический момент одной из важнейших внешнеполитических задач, стоящих перед правительством Польши, является сохранение хороших отношений с Венгрией, которая может оказаться в положении Чехословакии. Польское правительство предпринимает все возможные усилия для того, чтобы удержать Венгрию от перехода под крыло Гитлера. Поэтому Польша не должна делать ничего такого, что могло бы оттолкнуть Венгрию.

Молотов указал на неприемлемость такого положения, когда речь идет, с одной стороны, о советском участии в обеспечении безопасности Польши, а с другой – заключено англо-польское соглашение о взаимопомощи, которое СССР может расценить как недружественное по отношению к себе, вместо того, чтобы направить его против агрессора, т. е., против Германии.

Гжибовский также возражал против 5-го параграфа – придания польско-румынскому договору общей антиагрессивной направленности либо аннулирование этого договора. Предложение аннулировать договор, Гжибовский расценил как грубый диктат, навязывание Советским Союзом своей воли Польше, которая является суверенным государством. Касаясь придания договору общего антиагрессивного характера, дабы лишить его ярко выраженного антисоветского, по мнению Советского правительства, характера, Гжибовский пытался доказывать, что в тексте договора не упомянута ни одна конкретная страна, договор ставит своей целью обеспечение безопасности двух государств, следовательно, не направлен против СССР. Однако посол не отрицал, что польско-румынский договор в момент его подписания был направлен против Советской России346.

Гжибовский подчеркнул интерес Румынии к позиции Кремля в отношении Бессарабии. Молотов ответил, что Румынии нечего беспокоиться на этот счет, особенно в настоящий момент347.

Польша ни за какой помощью к Советскому Союзу не обращалась. Более того, Польша всячески от советской помощи уклонялась, чтобы не сказать больше. Советское же правительство помощь навязывало и давило на Варшаву, добиваясь того, чтобы она помощь приняла. От Англии и Франции Кремль добивался конкретизации форм и объемов помощи. Когда же речь заходила о Польше, никакой определенности в советских предложениях не было. От Англии и Франции Советский Союз добивался взаимности. Когда же речь заходила о Польше, Финляндии и прибалтийских лимитрофах, в Москве об этом основополагающем принципе забывали – свою помощь навязывали, но ответной помощи от хилых партнеров не то, что не требовали, но даже и не вспоминали о ней. Кремль действовал с позиции грубой силы, чем отпугивал от себя многие страны, заставляя их задумываться о том, что Советское правительство не столько печется о безопасности своих соседей, сколько преследует свои, далеко не всегда понятные интересы. Такие мысли нередко толкали соседей Советского Союза в объятия Гитлера. Любое объединение государств для отпора агрессору Правительство СССР сразу же относило на свой счет и заявляло о неприемлемости соглашения без его участия. В конце концов, эта политика Кремля привела к тому, что ни одного сколько-нибудь эффективного союза против агрессора создано не было. Да и союзников у СССР становилось все меньше и меньше, пока к 21 июня 1941 года их вовсе не осталось.

В этот же день Молотов направил Майскому телеграмму, в которой отмечал, что Англия и Франция требуют от СССР односторонней и даровой помощи, не берясь оказывать ему эквивалентную помощь. Окончательное предложение англичан оказалось хуже, чем можно было предполагать, исходя из разговора Майского с Галифаксом 6 мая. Выходит, что Галифакс дал неточную информацию о характере предложения Лондона. Молотов просил Майского выяснить это у Галифакса. Кроме того, нарком просил полпреда срочно дать оценку предложениям англичан, и телеграфировать совет, какой ответ должно дать советское правительство348.

Выполняя эту директиву, Майский уже 9 мая встретился с Галифаксом, и спросил, как объяснить расхождение между тем, что он говорил 6 мая, и той формулой, которую Сидс вчера вручил в Москве. Галифакс ответил, что во время его разговора с полпредом формула еще не была окончательно отработана. Майский заключил, что уже после разговора с ним в формулу были внесены изменения, вероятно, согласованные с Чемберленом.

Иллюстрируя расхождения, Майский указал Галифаксу на то, что предложенная английским правительством формула лишена характера взаимности: СССР обязан помогать Англии и Франции, если они будут вовлечены в войну из-за Польши и Румынии, а они