В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

сложил на коленях руки и опустил вниз голову. Потухшим взглядом он уставился куда-то себе под ноги и перестал реагировать на окрики товарищей, старавшихся, вопреки замечаниям конвойных, докричаться до него, чтобы хоть как-то подбодрить.

– И что теперь с ним будет? – услышал Витя негромкий голос майора Токмакова, обращенный к особисту батальона.

Тот повернулся к нему, пряча глаза от стоящих вокруг солдат, помялся и, досадливо сжав губы, тихо ответил, посмотрев на комбата:

– За такое в «штрафную» отправляют.

– Так ведь не убил и даже не покалечил, –  парировал майор.

Особист, молодой старший лейтенант, слывший среди солдат и офицеров нормальным мужиком, никогда никому не досаждавший и как-то незаметно для всех делавший свою работу, понуро смотрел куда-то под ноги, видимо, пытаясь подобрать нужные слова для ответа.

– Если бы убил, то это точно на расстрел тянуло, как на подрыв боеспособности. –  Он посмотрел в глаза комбату и добавил: – В общем, «штрафная» ему светит. А там, сами знаете. Вы же понимаете, товарищ майор, что я не имею права не отреагировать и тем более замять это дело.

Командиру батальона нечего было ответить. Он продолжал молча стоять и смотреть на машину, в кузове которой сидел бледный Дронов. Машина с Михаилом, особистом и конвойными отправилась в неведомом никому направлении под грустными взглядами ворчавших солдат. Как только она скрылась из виду, миновав поворот за деревьями, они повернулись к комбату, желая разъяснения ситуации. Но Токмаков ни на кого не смотрел. Он молча повернулся и направился к зданию штаба, на ходу поправляя фуражку на голове. Бойцы проводили его глазами, не в силах сказать что-либо уважаемому всеми ими человеку.

– За что его, товарищ старшина? – наконец обратился к Витиному отцу Абзал, голос которого мальчик услышал позади себя.

– Взводный довел своими придирками, –  тихо ответил тот, положив сыну руку на плечо.

– И что? – продолжил удивленный казах, вокруг которого начинали собираться те солдаты, что еще были не в курсе случившегося.

– Ну Михаил не выдержал и малой саперной лопаткой огрел его по голове, –  повернувшись к Абзалу, ответил отец Вити.

Казах от удивления отпрянул, не зная, что ответить. Вокруг зароптали недовольные бойцы. С недавнего времени все уже были осведомлены о непростых отношениях между рядовым Дроновым и лейтенантом, командиром его взвода, который придирался к бывалому солдату при любой возможности и по любому поводу. Среди сослуживцев, среди бойцов и командиров всего батальона Михаил слыл наиболее старательным и исполнительным. Всегда точно и в срок выполнял все даваемые ему поручения. Повоевавший в пехоте почти с самого начала войны Дронов всегда был впереди. Он никого и ничего не боялся. Грамотно вел себя в самых сложных ситуациях, не раз спасая жизни людей. Там, где надо было быть осторожным, он становился осторожным. Где требовалось проявить смекалку и хитрость, он проявлял и их. А если кому требовалась помощь, то Михаил был рядом с готовностью отдать последнее, лишь бы спасти человека. Именно таким его все и знали.

Полной противоположностью Дронову был командир его взвода. Он редко появлялся в тех местах, где выполняли задания его бойцы, предпочитая отсидеться где-нибудь подальше от происходящих событий. Разговаривал с подчиненными свысока. Был придирчив, а проявлял рвение в службе только на глазах у начальства. Солдаты не любили его и старались лишний раз не обращаться к командиру, а решать все вопросы через старшего сержанта Крылова, который и так тянул всю работу и за себя, и за своего начальника.

Случай с передачей Михаилом ящика трофейного спиртного майору Токмакову на глазах взводного задел самолюбие лейтенанта, старавшегося угодить руководству при каждом удобном случае. По мнению обиженного командира взвода, Дронов должен был доложить сначала ему, а уже потом он бы сам преподнес найденное Токмакову. С тех пор он придирался к Михаилу. Доведенный до отчаяния солдат терпел несправедливое отношение к себе, а потом не выдержал и сорвался.

Бойцы окружили старшину, желая услышать разъяснения по поводу поступка Михаила и его дальнейшей судьбы.

– Петр Дмитрич, как же так? Он ведь сам его довел своими придирками, –  возмутился солдат, стоявший ближе всех к замполиту.

– Так говорят же: не убил! За что его арестовали? – вторил ему еще один.

– Куда теперь Мишку? – спросил третий.

– Это хорошо, что не убил! – нахмурившись, ответил старшина Осокин. –  Хватанул лейтенанта малой саперной лопаткой по голове. Плашмя ударил.

Солдаты плотнее обступили его, сверля глазами и надеясь услышать описание всей картины случившегося.

– Если бы удар был рубящим, вот тогда бы убил! – замполит обвел взглядом собравшихся. –  А так оглушил его только.

– А теперь-то что, товарищ старшина? – прервал его самый нетерпеливый боец.

– Теперь, –  Осокин сделал паузу и опустил печальные глаза, –  теперь его судить будут. И как предварительно сообщил начальник особого отдела, вероятнее всего, рядовой Дронов будет направлен в штрафную роту.

На площади воцарилось молчание. Солдаты стали переглядываться между собой, как будто услышали настоящий приговор своему товарищу. Постепенно многие из них отыскали глазами самого старшего бойца их взвода, когда-то уже воевавшего в качестве штрафника и не понаслышке знавшего, что это такое. Тот, почувствовав к себе повышенное внимание, отвернулся, а потом и вовсе начал отходить в сторону, не желая вспоминать о своем недалеком тяжелом прошлом. Об этом знали все, так же как и все знали, что их товарищ не любит говорить о времени пребывания в штрафной роте, своими жерновами перемоловшей в смертельной мясорубке почти всех, кто там был. И лишь немногие выжили в кровавой атаке, когда почти три сотни бойцов были брошены на минное поле, чтобы перед ударом основных сил своими жизнями обезвредить обильно усыпанный минами участок, за которым начинались укрепления гитлеровцев. Вид побывавшего в штрафной роте солдата был таким, что его товарищи сразу же поняли, что ждет Михаила Дронова. То и дело кто-нибудь начинал бурчать, посылая проклятия в адрес командира взвода. Опустил голову в беспомощности и тяжелых раздумьях и маленький солдат, который позже стал искать глазами отца. А найдя его, начал смотреть на него так, как будто старшина мог что-нибудь сделать, но не делал по непонятной для ребенка причине. Петр Дмитриевич смотрел на сына, взглядом давая ему понять, что он бессилен что-либо предпринять сейчас, что с участью друга придется смириться и принять все как должное.

Сделав несколько глотков воды из солдатской фляжки, Витя положил ее рядом с собой. Потом стянул с головы пилотку и вытер пот со лба рукавом гимнастерки. Он поднял глаза к небу, разглядывая медленно плывущие облака, пытаясь увидеть в них то, что увидел в них один из солдат, некоторое время назад предсказавший скорое приближение смены погоды и дождь. Не понимая,