В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

– Что лежишь?! Стреляй!

Это был сигнал к действию. Мальчик начал водить стволом в поисках цели. Он волновался. Поймать цель в прицел не получалось.

– Стреляй! Чего ждешь! – раздался справа голос молодого солдата.

Витя вздрогнул и тут же, сцепив зубы, нажал на спусковой крючок. Автомат дернулся. Отдача несильно ударила в плечо. Получилось! Он навел ствол в ту сторону, где увидел перебегающих солдат противника, и снова надавил пальцем на спусковой крючок. Снова задергался в его руках автомат. Сердце как будто забилось ровнее. Он успокоился. Отвел взгляд в сторону, а потом почти спокойно нашел цель и стал вести огонь.

Неожиданно что-то горячее обожгло за воротником гимнастерки. Мальчик сжал губы и указательным пальцем выдернул застрявшую между шеей и воротом горячую гильзу, заскочившую под одежду в неподходящий момент. Витя тут же забыл про нее и вновь прильнул к оружию. Но, надавив на спусковой крючок, не почувствовал отдачи и не услышал выстрела. Автомат молчал. Мальчик повернул его к себе так, чтобы видеть рукоятку затвора, и по ее положению понял, что закончились патроны. Быстро достав из подсумка запасной магазин, он заменил им пустой, оттянул затвор до щелчка и стал снова и снова стрелять в сторону врага.

Его охватил азарт. Тот смертельный азарт, который испытывают в бою настоящие воины. Они перестают чувствовать боль и усталость. Их пьянит запах пороха и крови. В эту минуту Витя стал именно таким. Он опустошил второй магазин. Сменил его на третий. Теперь он все делал спокойно. Он наслаждался чувством мщения. Он никого не щадил, посылая пулю за пулей вперед, и надеялся на то, что они обязательно найдут свою жертву и пустят ненавистную кровь.

Один из подсумков уже был пустым. Витя замешкался, заворочался в придорожной пыли, пытаясь расстегнуть клапан на соседнем, висевшем на другом боку подсумке. Застежки не поддавались и руки затрястись. Его снова охватило волнение. Рывком он сдернул непослушный кусок плотной материи и извлек наполненный патронами магазин. Зарядив автомат, он смахнул рукой пот со лба, что уже плотным потоком стекал из-под намокавшей на нем пилотки.

– Левее бери! Обходят, суки! – проревел справа все тот же молодой солдат, руководя в бою юным автоматчиком.

Несмотря на заложенность в ушах, вызванную грохотом пальбы, Витя все же услышал его и начал поворачиваться, перенося сектор обстрела влево. Одновременно он успел засечь указанное старшим товарищем передвижение гитлеровцев, стремительно, короткими перебежками, перемещавшихся вдоль позиций солдат батальона. Он навел ствол автомата, плотно упер приклад в плечо. Стал искать мушку в прорези прицела и, очень быстро поймав ее, прошипел сквозь зубы:

– За маму!

Очередь вырвалась из ствола сквозь отверстие в дульном тормозе. Воздух еще сильнее пропитался пороховой гарью. Справа и слева захлопали винтовочные выстрелы. Хлестко забила «СВТ» [2] в руках одного из бойцов. Со стороны фашистов ответили пулеметными очередями скорострельных «MG». Полетели свежие щепки от лежащего на дороге бревна. Вздыбились фонтанчики пыли и земли, вырванной вражескими пулями.

– За Валю! – еще громче, словно пытаясь перекричать грохот стрельбы, взревел мальчик и вновь нажал на спусковой крючок.

Заметив новое движение вражеских солдат, он чуть отвел в сторону автомат и снова выстрелил короткой очередью, как учил его Дронов. Потом второй, третьей, четвертой. Между ними он, не отрывая щеки от оружия, прокричал словно зверь, руководствуясь чувством мщения за самую младшую сестренку:

– За Тамару!

Отдачи автомата Витя уже не чувствовал. Не чувствовал заложенности в ушах, запаха пороха и дыма, пропитанной потом одежды. Не слышал матерных криков товарищей. В ушах стоял только непрерывный треск скорострельного немецкого пулемета, захлебывавшегося только тогда, когда пулеметчик вставлял в него свежую ленту или менял раскаленный ствол.

Не отводя взгляда от цели, Витя потянулся к подсумку. Рука не слушалась, никак не давая схватить новый магазин для перезарядки автомата. Он повернулся, чтобы посмотреть на помеху, и заметил лежавших в придорожной канаве капитана Аксенова и старшего сержанта Крылова. Они склонились над планшетом начальника штаба, который что-то писал карандашом на бумажке под крик помкомвзвода и изредка вскидывал взгляд на мальчика. Витя достал из подсумка магазин и еще раз посмотрел на командиров. Они оба были в пыли. Вороты их гимнастерок были распахнуты. Рядом в траве лежал «ППШ» Крылова. На голове Аксенова отсутствовала фуражка, а по его щеке и виску текла струйка алой крови.

Капитан закончил писать и посмотрел на Витю, который уже сам почувствовал свою значимость для него в эту минуту. Отстранившись от старшего сержанта, он пополз по-пластунски в сторону мальчика, вплотную приблизился к нему и начал расстегивать клапан кармана его гимнастерки, вкладывая туда только что исписанный клочок свернутой вчетверо бумаги. Рядом, закрывая обоих своим телом от пулемета, появился Крылов.

– Сынок! – громко, стараясь перекричать грохот выстрелов, проговорил Аксенов. –  На тебя одна надежда. Дуй что есть мочи до наших. Скажи, что немец из леса прорывается.

Капитан впился глазами в мальчика, как будто не только отдавал ему приказание, но еще и прощался с ним.

– Нам тут все равно не выстоять, обкладывают фрицы со всех сторон! – он продолжал кричать, глядя бегающими глазами на лицо Вити. –  Ты шустрый, ты добежишь!

– Отсюда ползком до рва, а дальше бегом до наших. Понял?! – чуть спокойнее, но также громко сказал Крылов.

Аксенов схватил автомат мальчика рукой за кожух и толкнул его в плечо. Витя понимающе закивал в ответ, широко открытыми глазами глядя на своих командиров.

– Бегом, Витя! – прокричал он, заставляя ребенка быстро повернуться и начать ползти в пыли.

– Живи, Витек, живи! – прокричал ему вслед Крылов.

– Расскажешь там, как мы тут смертью храбрых!.. –  процедил сквозь зубы молодой солдат, находившийся во время боя справа от мальчика.

Не помня себя, ребенок устремился по придорожной канаве, неистово перебирая руками и ногами. Вокруг вскипала земля, обдавая его мелкими камешками и крупными песчинками, что разлетались во все стороны, как только очередной пулеметный ливень вздыбливал сухую выгоревшую траву и дорожное полотно. Мальчик на мгновение остановился, вжался в землю. Понял, что его заметили со стороны врага. Ужас сковал его, но тут же отступил, подавленный силой духа настоящего воина. Он снова пополз вперед, стараясь слиться с самыми низенькими камешками и травинками, чтобы не дать немецкому стрелку сбить его с пути очередным ливнем пуль. Жалости к себе мальчик не чувствовал. Не чувствовал он усталости, заливавшего лицо пота, набивавшегося под разорванную гимнастерку песка. Наконец он достиг небольшого и неглубокого рва, тянувшегося в стороне вдоль дороги и уходившего от леса и