Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

А Польша помощи не желала. Польские руководители не были столь наивны, чтобы думать, что смогут самостоятельно противостоять германской агрессии, в неизбежности и близости которой уже никто не сомневался. Загнанный в угол Бек вынужден был признать, что без помощи Советского Союза даже при активном содействии Англии и Франции, Польша обречена, хотя бы потому, что Германия охватывала ее с трех сторон, что создавало почти непреодолимые трудности в обороне. Польша от помощи как таковой не отказывалась, но ставила вопросы о формах советской помощи. А Советский Союз, хотя прямо об этом и не говорилось, по умолчанию не предлагал иного варианта, кроме как пропуск Красной Армии через польскую территорию, что неизбежно привело бы к войне с Германией, причем, скорее всего, именно польская территория стала бы основным театром военных действий. Понимая, что так Польша все равно утратит свой суверенитет и будет оккупирована, но, в лучшем случае, может окончательно испортить отношение с Германией, в худшем же – подвергнется большим разрушениям, а гражданское население – жертвам, поляки всячески противились участию в любом блоке, в котором будет представлен СССР.

10 мая Чемберлен заявил в парламенте, что Галифакс заверил Советское правительство в том, что Англия не намерена вовлекать Советский Союз в войну без английской и французской поддержки. Если у Правительства СССР еще имеются какие-либо сомнения на этот счет, то Галифакс без труда их устранит. Но далее в заявлении сказано: «В соответствии с этим Галифакс пригласил Майского сообщить более точные основания, на которых покоятся сомнения Советского правительства, если они еще существуют, и посол на это охотно согласился». На самом деле ничего этого не было: Галифакс не просил Майского сообщить «более точных оснований», и полпред не обещал этого сделать. Данная фраза, однако, помещена явно неспроста. Майский сказал Галифаксу, что ее приходится рассматривать, как косвенное приглашение поговорить с английским правительством по существу вопроса. Это предположение подтверждается следующим фактом: за полчаса до выступления Чемберлена Майскому позвонил заведующий Средне-Европейским департаментом форин офиса Уильям Стрэнг, предупредил о предстоящем выступлении премьер-министра, и, особо подчеркнув, сказал: «Галифакс просил меня передать Вам, что если в связи с заявлением премьер-министра Вы захотите его повидать и с ним побеседовать, то он целиком к Вашим услугам»367. Очень скоро Стрэнг отправится в Москву в помощь послу Сидсу качестве спецпредставителя английского правительства на трехсторонних англо-франко-советских переговорах по заключению договора против Германии и Италии. И это несмотря на то, что Стрэнг слыл сторонником продолжения мюнхенской политики умиротворения агрессоров.

11 мая Майский сообщал в Москву, что сделанные им накануне предположения подтвердились. Во-первых, вся сегодняшняя утренняя печать единодушно толкует заявление Чемберлена как обращенное к Кремлю прямое приглашение в развернутой форме изложить свои возражения против английского предложения. «Манчестер Гардиан» и «Таймс» даже доходят до того, что сообщают, будто бы вчера, сразу же после заявления Чемберлена в палате, состоялся долгий разговор по этому поводу Галифакса с полпредом.

Когда Майский, сегодня заехал к Галифаксу в связи с вопросом отсрочки заседания Совета Лиги Наций, тот сразу спросил полпреда, есть ли у него поручения от Советского правительства что-либо передать министру в целях разъяснения тех «недоразумений», которых вчера касался Чемберлен. Так как у Майского никаких поручений не было, Галифакс вновь повторил то, что уже говорил 9 мая. На этот раз, однако, Галифакс внес одно важное изменение в то, что говорил два дня назад. Тогда он приглашал Советское правительство дать свою формулировку по вопросу полной взаимности, ограничивая это только двумя моментами: во-первых, угрозой независимости лимитрофным странам, и, во-вторых, их готовностью сопротивляться.

Сейчас Галифакс прибавил еще третье ограничение: в советской контрформуле речь может идти только о Польше и Румынии, но не о странах Прибалтики, которые, будто бы, не хотят никаких гарантий. Это изменение позиции Галифакса является, видимо, результатом вчерашнего заседания кабинета министров. Майский реагировал на рассуждение министра в духе сегодняшней передовицы «Известий». Галифакс просил Майского передать в Москву, что он хотел бы поскорее расчистить дорогу для достижения соглашения с Советским Союзом и с этой целью желал полностью рассеять существующие взаимные подозрения и недоразумения. В частности, он особенно хотел знать, что в Кремле имеют в виду конкретно, когда говорят об отсутствии взаимности в английской формуле. Каковы те гипотетические случаи, когда, по представлению Советского правительства, СССР мог бы оказаться вовлеченным в войну из-за восточноевропейских стран, не получая поддержки Англии и Франции. Из этих слов Майский заключил, что Галифакса больше всего интересует вопрос, хочет ли Советское правительство распространения англо-французской гарантии также на прибалтийские государства. Министр выражал надежду, что эти его «недоумения» будут рассеяны в самые ближайшие дни до Женевы368.

Лондон, таким образом, недвусмысленно давал понять, что он готов на сотрудничество с Кремлем в противодействии агрессии только в том случае, если бы Германия совершила агрессию против Польши и Румынии, и подчеркивал, что Советский Союз должен будет вступить в войну лишь после того, как в войну вступит Англия, и, вероятно, Франция. Это, впрочем, не означало, что СССР должен обязательно сложа руки дожидаться помощи со стороны Англии и Франции тогда, когда на него нападет Германия, как самостоятельно, так и вместе с другими странами.

Непременным условием выдвигалось оказание Польшей и Румынией сопротивления агрессору и обращение с их стороны за помощью. Логика английской позиции достаточно очевидна и заключается в том, что страны, подвергшиеся агрессии, должны были сами решить, что для них предпочтительнее – сдаться на милость агрессора, но понести при этом минимальный ущерб, или вступить в войну. Эта война, во-первых, не гарантирует сохранения независимости, во-вторых, неизбежно приведет к большим жертвам среди населения и разрушениям экономики, в-третьих, все равно закончится оккупацией – советской или германской, что в тот момент особой разницы не имело. Кремль, напротив, декларировал обуздание агрессора любой ценой, пусть даже этой ценой будет война. Вполне возможно, что именно это подсказало Джорджу Оруэллу его знаменитый девиз: «Мир – это война». Однако война-то, в данном случае должна была разразиться не на советской, а на чужой территории. Чем подобная позиция – перенести военные действия подальше от собственных границ, – отличается от позиции Англии, за которую советская пропаганда 70 лет критикует англичан: столкнуть СССР и Германию, а самим остаться в стороне от большой войны и как мудрая обезьяна, ожидать, когда мимо проплывет труп врага? Поэтому Англия не торопилась заключать англо-франко-советский договор о взаимопомощи против агрессии, согласно которому