В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

Войдя в помещение, Витя бегло осмотрелся и, зафиксировав взгляд на офицере, бойко, громко и четко доложил ему заранее отрепетированную в пути речь, в которую нужно было вставить только звание человека, кому будет адресован доклад. Он безукоризненно исполнил то, к чему готовился почти всю дорогу, от чего сидевший за столом полковник сначала встал, а потом и вовсе подошел к мальчику. Он начал разглядывать его с искренней улыбкой и выражением восхищения на лице. Глаза офицера горели. Лицо покрывалось легким румянцем. Он невольно засмеялся, когда взгляд его остановился на серьезном и не по-детски строгом лице Вити.

– Ну что? – сказал он, медленно сунув одну руку в карман галифе. –  Гвардеец!

Полковник резко поднял вверх указательный палец.

– Никак нет, не гвардеец, –  так же бойко ответил ему мальчик, продолжая стоять вытянувшись и высоко подняв подбородок.

– А я говорю – гвардеец! – полковник протянул Вите руку, как будто поздравил его, а после рукопожатия направился к стоящему в углу большому сейфу, достал оттуда что-то и подал мальчику.

В маленькой детской ладони лежал новенький, блестящий гвардейский значок. Глаза Вити заблестели. Он не ожидал такого развития событий. Был ошеломлен и не знал, что ответить. С вопросительным выражением лица он поднял глаза на полковника, а тот, продолжая сиять улыбкой, спокойно сказал:

– Подожди в приемной, пока старший лейтенант тебе документ о вручении знака выпишет.

…С растерянным видом Витя встал в углу комнаты, где своей очереди на прием ждали подполковники, майоры, капитаны. Офицеры удивленно смотрели на юного бойца, которого так незамедлительно приняли и выслушали в кабинете высокого начальника. Один из них не по уставу подмигнул мальчику, подбадривая его. Другой еле сдерживал улыбку от вида юного солдата. Третий легко толкнул Витю в бок, а когда тот обернулся, то протянул ему плитку шоколада, на что мальчик замотал головой. Но офицер оказался настойчив и под одобрительные взгляды присутствующих все же вложил свой подарок в руку ребенка.

В кабину полуторки он садился радостный от вручения гвардейского знака и подаренной незнакомым человеком дефицитной на фронте сладости. Он сиял от успешно выполненного задания комбата. От того, что безукоризненно доложил незнакомому полковнику. От всеобщего внимания и удивления на лицах людей, что встречали его на пути. А главное – оттого, что повсюду он слышал только слова о скорой победе.

– Наши вот-вот Берлин возьмут! – говорил один офицер другому.

– К Первомаю должны! – отвечали ему.

– Война заканчивается! Скоро по домам поедем! – радостный солдат выдыхал густой махорочный дым.

– Скорей бы! – слышалось в ответ.

– А мы тут, в Курляндии застряли! – сетовал еще один боец.

Счастливый от происходящего, увиденного и услышанного Витя ехал назад, в расположение батальона, мечтая по приезде похвастаться новеньким гвардейским значком отцу, старшему сержанту Крылову, Абзалу, другим солдатам. Он думал о том, как будет показывать им удостоверение в ответ на завистливые шутки со стороны старших товарищей, а они будут удивляться в ответ. Думал, что по прибытии и после доклада Токмакову непременно попросит свою учительницу из женского взвода прикрутить гвардейский знак на гимнастерку так, как этого требует устав. И радовался тому, что скоро совсем потеплеет и можно будет ходить без теплой одежды, с гордостью демонстрируя, словно боевую награду, то, что было вручено ему незнакомым полковником.

Батальонная полуторка остановилась между полуразрушенных зданий, где была полностью расчищена от следов интенсивных боев площадка для проезда и парковки всевозможной техники. Витя спрыгнул с подножки и помчался, отдав на ходу честь встретившемуся ему офицеру, к Токмакову, чтобы доложить о выполнении его поручения. Привычная штабная суета не удивляла его. Повсюду ходили солдаты по одному или группами, мелькали телефонисты и шифровальщики, несколько бойцов катили внушительных размеров катушку с кабелем, пробежала мимо и исчезла за одной из дверей здания медицинская сестра. Витя бодро вышагивал по коридору, обходя встречавшихся ему на пути людей. Сердце его судорожно колотилось в груди от радости. Подойдя к двери кабинета комбата, он привычно поправил на себе одежду, подтянул ремень, надвинул на лоб шапку. Токмаков сам неожиданно вышел ему навстречу и, не до конца выслушав уставное приветствие от юного бойца, сказал ему, хмурясь и глядя напряженным взглядом:

– Зайди.

Витя перешагнул порог помещения. Комбат стоял прямо напротив него и смотрел куда-то в пол, явно медля отчего-то. От этого мальчик начинал теряться в догадках, что произошло, и уже собирался произнести заготовленную для Токмакова речь о выполнении боевого задания, но тот сам, посмотрев Вите в глаза, тихо произнес:

– Прости, парень. Не уберегли мы его.

– Кого не уберегли? – Витя удивленно взглянул на комбата, не понимая, о чем тот пытается сказать ему.

Подполковник плотно сжал губы, снова нахмурился, потом отвернулся немного в сторону и, тяжело вздохнув, вновь посмотрел в лицо мальчика и сказал:

– Сейчас им наш фельдшер занимается. Будем в госпиталь отправлять.

Только сейчас Витя осознал, что речь идет о его отце. Он открыл рот, вытаращил глаза, которые стали моментально наполняться влагой. Его пробрала мелкая дрожь.

– Нет, –  вырвалось из его груди, –  нет!

Витя затряс головой, продолжая смотреть в глаза Токмакову. Тот схватил его за плечи и, ответно глядя в лицо ребенка, стал говорить чуть громче, чтобы не дать тому впасть в состояние ступора, вызванное избыточным переживанием:

– Он всего лишь ранен! Не убит! Пойми ты это! – комбат старался произносить слова быстрее и доходчивее. –  Раны ему обработали, перевязали и сюда привезли вовремя. Фельдшер батальона им сама занимается. Сейчас машина должна подойти, в госпиталь отвезем. Тут недалеко.

Витя почти не слышал его. Пустым взглядом он смотрел в угол комнаты, почти повиснув в руках комбата, что держали его за плечи. Токмаков повернул его лицом к двери и сам повел в полуподвальное помещение под штабом, где был оборудован батальонный санитарный пункт. Уже в коридоре их встретила фельдшер и, перехватив мальчика, повела его в одну из комнат. Тихо открыв дверь, она завела его в тесное помещение с небольшим окном под потолком. В ноздри ударил запах спирта и лекарств. На нескольких непривычных для фронта металлических кроватях лежали раненые бойцы батальона. Их было четверо. Двое спали или дремали, ожидая прибытия обещанного транспорта для отправки в госпиталь. Один бодрствовал и, медленно повернув голову, посмотрел на вошедших. Последний тихо стонал и, сжимая от боли губы, хмурил лоб, играл скулами.

Витя не сразу узнал среди раненых отца. Тот лежал на животе на той кровати, что стояла в самом углу комнаты в наиболее освещенном ее месте. Мальчик быстро подошел к нему и посмотрел в лицо, одновременно прислушиваясь к дыханию, машинально пытаясь при этом убедиться, что его не обманывают и отец действительно