Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

авангарде, что поддерживал канонаду на дальней дистанции, тогда как главнокомандующий сражался с противником в близкой и ожесточенной схватке. Одно замечательное исключение составил капитан Хоук, впоследствии знаменитый адмирал, который последовал примеру своего начальника и, выведя из строя первого противника, покинул свое место в авангарде, подошел на близкую дистанцию к другому испанскому кораблю, не подпускавшему близко пять английских, и взял его – единственный приз этого дня. Командир английского авангарда с двумя своими мателотами тоже вел себя достойно и сражался на близкой дистанции.

Нет необходимости описывать сражение далее; как военное дело, оно не заслуживает никакого внимания, а самым важным его результатом было выдвижение Хоука, достойное поведение которого король и правительство запомнили. Общая несостоятельность и во многих отношениях неудовлетворительное поведение английских командиров, тем менее простительное, что после объявления войны прошло уже пять лет, отчасти объясняют, почему Англия не извлекла, при своем несомненном морском превосходстве, тех результатов, каких она могла бы ожидать в этой войне, в первом акте сорокалетней драмы; вот наглядный урок необходимости вовремя приготовлять свои умственные силы и приобретать необходимые знания изучением условий войны, если нет желания оказаться неподготовленными и, может быть, даже обесчещенными в час сражения [133]. Не следует думать, что многие английские моряки страдали столь неблагоприятным и редким в их корпорации пороком, как трусость: флот потерпел фиаско от неподготовленности командиров и от недостатка воинских качеств, от дурных свойств адмирала как начальника, а также, возможно, от некоторого оттенка недоброжелательного отношения подчиненных, которые видели в адмирале человека грубого и дерзкого. Здесь уместно обратить внимание на значение сердечности и доброжелательности со стороны начальника к подчиненным. Они, может быть, несущественны для военного успеха, но, несомненно, придают другим элементам этого успеха душу, дыхание жизни, которое делает возможным то, что при других условиях не удалось бы; оно вызывает со стороны подчиненных высочайшую преданность долгу и готовность к подвигам, недостижимые путем строжайшей дисциплины, если та не одушевлена участливым отношением начальника. Без сомнения, способность к такому отношению – природный дар. Высоким примером обладания им, может быть самым высоким среди моряков, был Нельсон. Когда он прибыл к флоту перед Трафальгаром, то командиры, собравшиеся на флагманском корабле, казалось, забыли служебный этикет в выражении желания засвидетельствовать адмиралу свою радость. «Этот Нельсон, – писал капитан Дафф, который пал в битве, – такой всеми любимый и превосходный человек, такой доброжелательный начальник, что мы все стараемся превзойти его желания и предупредить его приказы». Нельсон сам осознавал свое обаяние и его значение, когда в письме об Абукирском сражении к лорду Хоу отмечал: «Я имел счастье командовать семьей братьев».

Известность, приобретенная сражением Мэтьюза при Тулоне, конечно, обязана не искусству, с каким оно велось, и не результатам; она стала следствием негодования, охватившего Англию, и следствием большего числа судебных дел и приговоров. Как против адмирала, так и против следующего за ним в порядке командования, а также и против одиннадцати командиров из двадцати девяти возбуждены были судебные преследования. Адмирала разжаловали за то, что он разорвал линию, т. е. потому, что командиры не последовали за ним, когда он вышел из линии для атаки неприятеля; данное решение отзывается более «ирландской похвальбой», чем ирландской любовью к драке. Второй в порядке командования был оправдан на упомянутых выше «технических» основаниях: он избежал ошибки и не разорвал линию, держась довольно далеко в стороне. Из одиннадцати командиров один умер, один дезертировал, семь исключили со службы или отрешили от должности; всего двоих оправдали. У французов и испанцев дело обстояло не лучше; между ними произошли взаимные пререкания. Адмирал де Кур лишился командования, тогда как испанский адмирал был награжден своим правительством титулом маркиза де ла Виктория – награда, в высшей степени необыкновенная, за дело, которое, по снисходительнейшей для союзников оценке, может считаться только нерешительным сражением. Французы, с другой стороны, утверждали, что испанский адмирал сошел с палубы под предлогом весьма легкой раны и что в действительности бой велся французским капитаном, которому случилось быть на корабле.

Это первое генеральное сражение со времени боя при Малаге сорок лет назад, говоря общепринятым языком, «разбудило» английский народ и вызвало здоровую реакцию. Сортировка офицеров, начавшаяся, так сказать, самим сражением, продолжалась; но результат был достигнут слишком поздно для того, чтобы он мог оказать надлежащее влияние на ход войны. Именно этой несостоятельностью деятельности в рассматриваемую эпоху, больше, чем видными успехами предшествовавших и позднейших времен, выяснилось общее значение английской морской силы; подобно тому, как какая-нибудь драгоценная способность, которой владеет человек, не ценится, пока она у него есть, но живо чувствуется, когда он почему-либо ее теряет. Оставаясь владычицей морей, но скорее по слабости противников, чем по абсолютным достоинствам своей силы, Англия не извлекла на сей раз из своего господства надлежащих результатов; самый серьезный успех – взятие острова Кап-Бретон в 1745 году – был достигнут колониальными силами Новой Англии, которым королевский флот, правда, оказал немалую помощь, так как в подобных операциях флот выступает единственной линией сообщения.

Столь же дурно, как и участники Тулонского сражения, вели себя офицеры во главе флота в Вест– и Ост-Индии; в последнем случае это привело к потере Мадраса. С неблагоприятными условиями, лежавшими, так сказать, в самих морских офицерах Англии, соединялись и другие причины, мешавшие успехам морской силы далеко от отечества. Положение в самой Англии было непрочным; дело Стюартов все еще было живо, и, пусть грозное вторжение в королевство пятнадцати тысяч войск под начальством маршала Саксонского [134] в 1744 году не удалось (десант частично был рассеян флотом Английского канала, а частично уничтожен бурей, которая разбила несколько транспортов, собравшихся в Дюнкерке, и потопила много людей), серьезная опасность проявилась в следующем году, когда претендент высадился в Шотландии с несколькими сторонниками, опираясь на восстание в северной части королевства. Он успешно вторгся внутрь самой Англии, и беспристрастные историки полагают, что одно время шансы окончательного успеха были скорее за, чем против него. Другим существенным препятствием к использованию морского могущества было направление, приданное французским операциям на суше, и ошибочные средства, употребленные для противодействия. Пренебрегая Германией, Франция обратилась против Австрийских Нижних земель – страны, которую Англия, исходя из своих морских интересов, не желала видеть завоеванной. Ее коммерческое преобладание прямо подверглось бы опасности в случае перехода Антверпена, Остенде и устья Шельды в руки великой соперницы; лучшим способом воспрепятствовать тому был бы захват каких-нибудь ценных французских владений в другом месте и удержание их в качестве залога, но слабость правительства Англии и несостоятельность флота мешали так поступить. Далее,