Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

и Маастрихте, настоять на предложенных условиях. Англия, с другой стороны, будучи приперта к стене на континенте, смогла добиться мира на условиях, необидных для себя, только вследствие господства в море ее флота.

Торговля всех трех стран изрядно пострадала, но баланс призов оценивался в пользу Великобритании суммой в 2 000 000 фунтов стерлингов. По другому способу оценки можно сказать, что совокупные потери французской и испанской торговли в течение войны определялись 3434 судами, а английской – 3238 судами, но при обсуждении этих данных не доˊлжно забывать их соотношения к соответствующим торговым флотам. Тысяча судов составляла значительно большую часть французского флота, чем английского, следовательно, их потеря была гораздо тяжелее для французов, чем для англичан.

«После бедствия эскадры л’Атандюэра, – говорит французский писатель, – французский флаг больше не появлялся на море… Двадцать два линейных корабля составляли весь флот Франции, который шестьдесят лет назад имел сто двадцать кораблей. Приватиры захватывали мало призов; преследуемые везде, беззащитные, они почти все сделались добычей англичан. Британские морские силы, не имея соперника, беспрепятственно бороздили моря. Говорят, что в один год англичане хищническими операциями против французского торгового мореходства захватили добычу на сумму 7 000 000 фунтов стерлингов. Тем не менее эта морская сила, которая могла бы захватить французские и испанские колонии, сделала мало завоеваний за недостатком настойчивости и единства»[137].

Резюмируя все изложенное, можно сказать, что Франция была принуждена отказаться от своих завоеваний за недостатком флота, а Англия спасла свое положение морской силой, хотя и не сумела воспользоваться той наивыгоднейшим образом.

Глава VIII

Семилетняя война. – Подавляющая сила Англии и завоевания на морях, в Северной Америке, Европе и в Индиях. – Морские сражения: Бинг при Менорке, Хоук и Конфлан, Покок и д'Аше в Ост-Индии

В настойчивости, с какой добивались заключения мира главные участники войны за Австрийское наследство, можно судить по тому, что многие из вопросов, возникших перед ними, в особенности по поводу тех споров, из-за которых началась война между Англией и Испанией, не были поставлены определенно. Кажется, что державы будто боялись обсуждать всерьез дела, содержавшие зародыши будущих ссор, чтобы эти обсуждения не продлили войн. Англия заключила мир потому, что иначе падение Голландии было бы неизбежно, а не потому, что она настояла на своих притязаниях по отношению к Испании, заявленных в 1739 году, или отказалась от них. Вопрос о праве беспрепятственной навигации в южных морях, свободной от всяких обысков, остался неразрешенным, как и прочие связанные вопросы. Да и границы между английскими и французскими колониями в долине Огайо близ Канады и на материковой стороне полуострова Новая Шотландия оставались по-прежнему неопределенными. Было ясно, что этот мнимый мир не будет долговечным; пусть Англия спасла Голландию, зато она поступилась приобретенным господством на море. Истинный характер борьбы, скрытый на время континентальной войной, был раскрыт так называемым миром; формально улаженное, состязание на самом деле продолжалось во всех частях света.

В Индии Дюпле, уже не в состоянии атаковать англичан открыто, старался подорвать их влияние вышеописанной политикой. Ловко вмешиваясь в распри соседних владетельных раджей и расширяя при этом собственное влияние, он к 1751 году достиг быстрыми шагами политического господства в южной части Индии – местности почти столь же обширной, как и сама Франция. Получив титул набоба, он занял место между туземными владетельными раджами. «Политика, носившая исключительно коммерческий характер, была в его глазах заблуждением; для него не было среднего пути между завоеванием и оставлением страны». В течение того же года дальнейшие уступки туземцев в пользу Франции распространили ее владычество на обширные области к северу и востоку, обнимавшие весь берег Ориссы, и сделали Дюпле правителем трети Индии. Для прославления своих триумфов, а также, может быть, в согласии со своей политикой производить впечатление на умы туземцев, он основал город и воздвиг там колонну для увековечения своих успехов. Но такая деятельность внушила директорам компании беспокойство, и вместо посылки подкреплений, которых он просил, они побуждали его к мирному образу действий. Около того же времени Роберт Клайв, тогда двадцатишестилетний молодой человек, начал проявлять свой гений. Успехи Дюпле и его союзников стали чередоваться с неудачами: англичане под руководством Клайва теперь поддерживали туземных противников Франции. Индийская компания в Париже слишком мало интересовалась политическими планами Дюпле и встревожилась при уменьшении доходов; начались переговоры с Лондоном, окончившиеся отозванием Дюпле в Европу; английское правительство, говорили тогда, поставило это отозвание непременным условием сохранения мира. Через два дня после отъезда Дюпле в 1754 году его преемник подписал договор с английским губернатором, всецело поправший прежнюю политику и постановивший, что ни та ни другая компании не будут вмешиваться во внутреннюю политику Индии, а все владения, приобретенные в ходе местной войны, будут возвращены Великому Моголу. To, что Франция уступила по этому договору, составляло по размерам территории и по населению целую империю, и французские историки с огорчением заклеймили эту уступку как позорную. Но разве могли удержать французы в своей власти страну, когда английский флот отрезал доступ к ней с моря и помешал прибытию ожидаемых подкреплений?

В Северной Америке за объявлением мира последовало возобновление агитации, которая показывала глубину чувства и тонкость понимания положения дел со стороны колонистов и местных властей с обеих сторон. Американцы стремились к своим целям с упорством их породы. «Нет покоя для наших тринадцати колоний, – писал Франклин, – пока французы владеют Канадой». Сопернические притязания на центральную незаселенную местность, которую с достаточной точностью можно назвать долиной Огайо, влекли за собою, в случае успеха англичан, военное отчуждение Канады от Луизианы, тогда как, с другой стороны, занятие Францией области, лежавшей между двумя окраинами признанных владений, заперло бы английских колонистов между Аллеганскими горами и морем. Такие последствия были очевидны для передовых американцев того времени, хотя все-таки могли зайти гораздо дальше, чем мудрейшие из граждан способны были предвидеть. Здесь сами собою напрашиваются интересные соображения о том, какое воздействие оказало бы не только на Америку, но и на весь свет проявление французским правительством достаточного желания, а французским народом – достаточного гения для прочного утверждения в тех северных и западных краях, на которые они тогда заявляли притязания. Но пусть французы на местах видели довольно ясно приближение борьбы и огромное превосходство неприятеля в численности и силах флота, с которым Канаде пришлось бы считаться, их правительство не понимало ни значения этой колонии, ни того факта, что за нее надо сражаться; свойства же и привычки французских колонистов, неискушенных в политической деятельности и непривычных