Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

Миссии. Видимо, завидуют и восстановлены против меня за эмир-тумана»[1224]. Личный фактор действительно оказал свое влияние на отношения между полковником и русским диппредставительством. «Быстрое возвышение Косоговского сильно не понравилось членам российской дипломатической миссии в Тегеране, которые не скрывали своей ненависти к назначенному вопреки их желаниям начальнику инструкторов. С течением времени отношения Косоговского с Миссией еще ухудшились, так как дипломаты увидели, что полковнику всё удавалось, и он, благодаря этому, делался популярным среди персиян, так что даже самое слово “полковник” обратилось в имя собственное», – писал В. А. Косоговский по этому поводу[1225]. Тем не менее Е.К. Бюцов вел себя в отношении Заведующего предельно корректно, хотя, как уже отмечалось, не слишком способствовал его активным действиям. Скорее всего, резко негативно характеризуя отношения с дипломатами, В. А. Косоговский отчасти переносил на более раннее время опыт общения с К. М. Аргиропуло, назначенным в 1897 г. посланником вместо Е. К. Бюцова.

Весь день 5 декабря прошел в подготовке. Подтянулись почти все отпускники, и ПКБ вновь достигла цифры конца лета – около 500 человек[1226]. Наконец, 6 декабря состоялись маневры, которые произвели впечатление на присутствовавшего шаха. Они состояли из учебных маневров частей и двустороннего боя. Офицерский эскадрон ПКБ показал свое умение атаковать различными способами, в том числе «лавой»[1227]. Далее был «двусторонний маневр». Вот как описывал его В. А. Косоговский. «Одной стороной командовал мирпяндж (эмир-пендж – О.Г.) Андрини, противной стороной – австрийский инструктор сартип Гейслер, обозный капитан у себя на родине, а в Персии генерал-майор. Конницей обеих сторон предложили командовать Косоговскому, но он отказался, ввиду невозможности быть в одно и то же время начальником и своей и неприятельской кавалерии. Долго не могли также найти, кому поручить руководство всем манёвром, так как военный министр был совершенно некомпетентен в военном деле, Косоговского же нельзя было назначить, так как он, по персидским чинам, был младше начальников обеих сторон. Тогда шах назначил военного министра Наиб ос-Солтане руководителем манёвра, а начальником штаба – полковника Косоговского, приказав ему не мешать и подтверждать, что все его распоряжения исходят от военного министра. Так и было: Косоговский от имени военного министра стал отдавать приказания. По первому предположению, “казаки” были предназначены в засаду против иррегулярной кавалерии шахсевен, совершенно не обученных и впервые за много лет стянутых в Тегеран, но Косоговский хорошо знал, с кем ему придётся иметь дело, перевёл незаметно “казаков” в резерв, а на их место поставил тоже шахсевен, выделив часть из 1800 человек, бывших на шахском смотру. Во время атаки шахсевен, которые сначала думали, что они действуют против “казаков”, а не против своих, было несколько убитых и раненых. Шах, боясь возмущения шахсевен, был сначала очень недоволен»[1228]. В конце их Насреддин-шах спросил полковника, «что будет стоить довести бригаду до 1000». По окончании мероприятия все чины ПКБ получили по 2 крана в награду[1229]. Очевидно, что шах окончательно утвердился в своем положительном отношении к новому Заведующему. Возможно, результатом этого стала выплата долга В. К. Бельгарда уже через 2 дня после смотра.

Как уже отмечалось, В. А. Косоговский принял долг в 1000 туманов, сделанный ротмистром, на бригаду. Срок погашения его истекал 9 сентября. Однако между Заведующим и руководством банка была достигнута договоренность, что сумма эта будет уплачена в течение 3 лет[1230]. Тем не менее 7 декабря на квартире Н. А. Орановского состоялись переговоры полковника с директором Ссудного банка Персии Шаскольским. В. А. Косоговский наотрез отказался выплатить проценты, соглашаясь вернуть лишь занятую сумму. В результате условия Заведующего были приняты. 8 декабря было «уплачено 1 000 туманов по расписке Бельгарда»[1231]. Таким образом, задолженность была ликвидирована досрочно, хотя вопрос о ней окончательно был закрыт лишь в начале 1895 г. Из каких именно сумм полковник взял деньги, не совсем ясно. Хотя изначально он признал долг бригадным, тем не менее перед кавказским начальством ходатайствовал, чтобы выплачен он был из средств, выделявшихся В. А. Косоговскому на военную агентуру (1000 рублей). Согласие на это было получено. И таким образом деньги были выделены из военного бюджета Кавказского военного округа. Но были ли выплачены именно они – точно неизвестно. В начале января 1895 г. В. А. Косоговский сообщая о резком улучшении финансовых дел ПКБ[1232], что было вызвано благорасположением со стороны шаха. Вполне возможно, что именно благодаря этому 1 000 туманов были возвращены банку.

Параллельно с усилиями В. А. Косоговского, по заданию Военного министерства штабом Кавказского военного округа было начато дознание относительно обвинений полковника против В. К. Бельгарда и А. Ф. Рафаловича. Были опрошены Заведующий, ротмистр, Е.К. Бюцов, А.Н. Шпейер, Шаскольский, полковое начальство В. К. Бельгарда. Основным дознавателем был российский посланник в Тегеране Е.К. Бюцов. Именно он по официальной просьбе Главноначальствующего на Кавказе, согласованной с Министерством иностранных дел, делал запросы большинству лиц, задействованных в деле, поскольку они находились в Иране. Затем он сам подготовил обобщение, изложенное в секретных письмах начальнику штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанту ГШ П.Т. Перлику и С. А. Шереметеву. Штабом округа были опрошены непосредственно сам ротмистр, его бывшее начальство, а также составлены отчеты относительно работ В. К. Бельгарда по военно-агентурной части.

Основанием для расследования стали уже упоминавшийся рапорт В. А. Косоговского за номером 26 от 19 августа 1894 г. на имя посланника, докладная записка В. К. Бельгарда от того же числа и рапорт ротмистра от 23 октября 1894 г. на имя начальника отдела ГШ штаба Кавказского военного округа.

В своих документах[1233] В. К. Бельгард вынужден был отвечать на обвинения полковника, которые отчасти стали для него новостью – до возвращения в Россию офицер не знал, в чём именно тот его обвинял[1234]. Его позиция, возможно, и не совсем открытая, представила положение в ПКБ несколько в ином свете, чем рапорт В. А. Косоговского. Поэтому потребовалось более детальное изучение происшедшего. Сам ротмистр 2 ноября 1894 г. кавказским начальством был временно, до окончания дознания, откомандирован в свой полк[1235].

В первую очередь, В. К. Бельгард доложил, что им действительно из денежного ящика бригады разновременно было взято 720 туманов, о чём было известно заведующему хозяйственной частью. Деньги эти были изъяты ротмистром в счет его содержания. Объяснял это В. К. Бельгард сложившейся традицией. В случае необходимости офицер ПКБ мог получить от Заведующего «Уз причитающегося ему содержания». «Я считал для себя совершенно законным воспользоваться этим правилом», – пояснял ротмистр[1236]. Погасить же образовавшийся