Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

начального периода Второй Мировой можно получить, обратив внимание на следующую информацию. Так, историк Эдди Крик сообщает, что по итогам французской кампании 1940 года из 1749 танков, потерянных французами, только 32 (или 1,8 %) оказались уничтоженными германской авиацией («Junkers Ju-87. From Dive-Bomber to Tank-Buster», с. 138). Дело в том, что как минимум до мая 1942 года – когда на фронте появились первые Hs-129 с 30-мм пушками – у немцев отсутствовало авиационное вооружение, способное быть высокоэффективным при действиях против танков. Приведённая А. Широкоградом разбивка по видам поражения средних и тяжёлых танков Красной Армии довольно ярко иллюстрирует реальную роль штурмовой авиации Германии в борьбе с советской бронетехникой. Не исключаю, что доля советских средних и тяжёлых танков, уничтоженных «фаустпатронами» и «панцершреками» – недорогими, чрезвычайно эффективными и требующими не более пяти минут соответствующего инструктажа видами противотанкового вооружения, – оказалась вполне сопоставимой с указанными выше 4–5 %, пришедшимися на Люфтваффе. Мало того, вполне возможно, что она была гораздо выше.

Аэрофотоснимок уничтоженной немецкой техники в фалезском котле. В центре – полугусеничный трактор «Фамо» (Sd. Kfz. 9), внизу – 75-мм противотанковая пушка PaK 40. 22 августа 1944 года (источник: http://waralbum.ru/35261/)

Любопытно отметить и другое. Оказывается, потери теперь уже немецких тяжёлых и средних танков от атак истребителей-бомбардировщиков союзников были вполне сопоставимы с уроном, нанесённым советской бронетехнике действиями германских пикировщиков и штурмовиков. Так, британский историк Роберт Кершоу (Robert Kershaw) в своей работе «Tankmen» сообщает, что на авиацию союзников пришлись 4,6 % от общих потерь германской бронетехники в фалезском котле летом 1944 года (с. 369). Важно подчеркнуть, что указанная цифра взята не из германских отчётов (сами немцы списали на «тайфуны» и «ти-болты» в несколько раз больше), а была получена специальной инспекторской службой союзников, сотрудники которой обследовали 667 танков, самоходных орудий и бронетранспортёров, оставленных вокруг Фалеза (Falaise). Правда, на долю собственно «панцеров» и самоходок из указанных 4,6 % приходились, скорее всего, не более 1–2 %. Йэн Гудерсон (Ian Gooderson) – автор фундаментального труда на тему ударной авиации союзников – сообщает о том, что в разных районах фалезского котла удельный вес потерь танков и САУ немцев от действий истребителей-бомбардировщиков колебался от ноля до 2,4 %. Например, в так называемом районе Шэмблз («Shambles») из 82 обследованных «панцеров» и самоходных орудий на долю авиации союзников можно было отнести только две уничтоженные машины (2,4 %). В другом месте котла – в так называемом районе Чейз («Chase») – из 98 обследованных «панцеров» и САУ ни на одной машине не было обнаружено следов воздействия авиационного вооружения («Air Power at the Battlefront. Allied Close Air Support in Europe 1943—45», с. 117–119). В то же время более «тонкокожие» бронетранспортёры страдали от атак штурмовой авиации в гораздо большей степени: в их случае процент потерь от неуправляемых ракет, бомб и пушек истребителей-бомбардировщиков доходил до 19 % (там же). Тот же показатель увеличивался до 33 % в случае автомобилей, мотоциклов и пр. (там же).

По мнению автора, в приведённой выше статистике реального ущерба (1,5–4,5 %), который наносила танкам ударная авиация различных сторон конфликта, нет ничего удивительного. Предлагаю несколько более подробно остановиться на каждом из основных средств борьбы с бронетехникой, имевшихся в распоряжении ударной авиации стран-комбатантов в ходе Второй Мировой войны. Исследуя тему противотанковой эффективности тогдашних ударных самолётов, ваш покорный слуга ознакомился как минимум с десятком научных, научно-популярных, полунаучных и, наконец, откровенно халтурных работ на эту тему. «Сухой остаток»: в том, что касается современных постсоветских авторов, единственными историками, мнение которых по данному вопросу можно считать информированным, взвешенным и непредвзятым, являются А. Широкоград, а также В. Перов и О. Растренин. Цикл работ, посвящённых ударной авиации и опубликованных последними в начале XXI века в журнале «Авиация и космонавтика», в определённой мере стал «каноническим» в том, что касается советских и немецких штурмовиков. Работы В. Перова и О. Растренина основываются на оригинальных документах периода войны и содержат массу полезных данных, способных пролить свет на сравнительную эффективность тех или иных типов самолётов и видов вооружения. Отдельные нестыковки, касающиеся преимущественно зарубежных самолётов, во-первых, не являются принципиальными, а во-вторых, совсем необязательно говорят о том, что В. Перов и О. Растренин в чём-то ошиблись: вполне может статься, что в отношении определённых фактов правы они, а не, скажем, британские или американские исследователи. Все остальные работы, опубликованные в странах бывшего СССР и посвящённые изучению действий советской и германской ударной авиации, являются более или менее корректными «перепевами» одних и тех же фактов, обнаруженных и изложенных упомянутыми историками. К сожалению, в работах В. Перова и О. Растренина отсутствует столь же точная и обширная информация, касающаяся тактической авиации англичан и американцев. Последнее затрудняет формирование целостной картины о роли, сыгранной ударными самолётами различных стран в ходе мирового конфликта. Впрочем, этот пробел с лихвой компенсируется наличием прекрасно написанных работ американских и британских исследователей – например, Йэна Гудерсона и Альфреда Прайса.

Для иллюстрации боевых возможностей той или иной системы вооружения и, соответственно, оснащённых ею ударных самолётов, В. Перов и О. Растренин использовали статистику боевого применения, информацию из отчётов о советских и германских полигонных испытаниях, а также данные компьютерного моделирования. Разумеется, вторая и третья категории источников не могут представлять собой «истину в последней инстанции» – таковыми можно считать лишь обобщённые факты боевого применения. Последние можно было получить далеко не всегда, так как для объективного анализа требовалось несколько важных условий. Помимо прочего, они включали возможность более или менее спокойного изучения оставленного противником поля боя и наличие команды «незаангажированных» инспекторов, в состав которой входили бы и военные учёные. Ещё одним более или менее объективным источником можно считать «внутренние» доклады противника, анализирующие свои собственные потери. Но такие могли либо отсутствовать, либо являться не до конца корректными. Скажем, как советским, так и немецким танковым (да и другим) командирам было часто свойственно приписывать противнику «лишние» успехи: на вражеские самолёты нередко списывали результаты собственных начальственных проколов и не самые героические поступки подчинённых. Так или иначе, представленные В. Перовым и О. Растрениным данные дают возможность понять как минимум порядок уровня точности и поражающей способности того или иного вида вооружения, а также предоставляют единственную, на взгляд автора, возможность объективного подхода к оценке боевых возможностей ударной авиации СССР, Германии и других участников мирового конфликта. В Таблице 6 я обобщил полученную из разных источников информацию, касающуюся вероятности поражения тех или иных моделей танков различными видами авиационного вооружения, установленными на разные типы ударных самолётов. Вероятно, оценочные данные В. Перова и О. Растренина учитывают ещё и