Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов

Лондон. Признал себя виновным в том, что был сотрудником Заграничной агентуры на жалованье сперва 10, а потом 17 фунтов стерлингов в месяц. В агентуре работал с 1912 года. Подполковник Люстих показал: «…с сотрудником „Сименсом" я корреспондировал по адресу А. Орлова. Первоначально я его получил под фамилией Сляк в 1912 году. Его настоящая фамилия Цугарман». По показанию Орлова, первые три месяца на службе он полагал, что сможет получать деньги, не давая сведений. Но затем явился некий Эмиль Лео, который дал ему советы, как они должны работать для охранки. Лео советовал посещать анархистский клуб, узнавать людей и сообщать сведения о тех лицах, о которых будут запрашивать. Такие сообщения он и посылал на имя Эмиля Лео в Париж. Освещал белостокскую анархистку Фриду Финкельштейн, Теплова, Ивана Скулевского, анархиста Григория Исакова Лебедева, Нильсона. Орлов, по его рассказу, путался наполовину с ворами, наполовину с анархистами. В одной компании он встречался с шайкою в восемь человек: некий Юська, Петр Маляр («Питер Пэйнтер»), Муромцев, вскоре убитый, и другие. Орлов был уверен, что последние два — русские охранники. Эта компания ограбила магазин сукна и дала за молчание Орлову несколько костюмов, затем ограбила магазин золотых вещей. Потом произошло знаменитое убийство в Гаунсдиче в Лондоне. Участники дела скрылись. Через неделю Орлова вызвали в Париж телеграммою, и Эмиль Лео потребовал сведений об этом деле, расспрашивал о «Питере Пэйнтере» и приказал, если будут найдены, не выдавать их английским властям. Вернувшись в Лондон, Орлов снова нашел письменный приказ Лео: «не выдавать». Явился к генеральному консулу барону Гейкину, который объяснил, что долг Орлова сообщить все, что знает, английским властям. Орлов так и поступил, за что получил от английской полиции 163 фунта стерлингов награды. Парижская охранка сделала ему выговор и вскоре уволила. Орлов нуждался в деньгах и написал об этом Красильникову. Тот вновь принял его. Орлов вскрывал письма Литвина, делал выписки. После революции написал шантажное письмо Красильникову.

Секретными сотрудниками в Швейцарии руководил жандармский ротмистр Лиховский, командированный в распоряжение Красильникова S июля 1915 г. и находившийся в Швейцарии до 29 марта 1917 г. Последнее время, по его показанию, имел дело с тремя сотрудниками, ранее их было пять.

По национальным организациям в Швейцарии работал сотрудник «Лебук». Эту кличку носил инженер Минае Степанович Санвелов, он же Санвелян и Саму-элян, армянин, мешанин города Кизляра Терской области, 37 лет, не принадлежавший, по его словам, ни к какой партии. По показанию Лиховского, Санвелов проживал в Женеве и заведовал редакцией «Дрошака». Санвелов показал, что редактором «Дрошака» он не был, но в редакции бывал и помогал по хозяйственной части. По данным С. Г. Сватикова, «как секретный сотрудник Лебук“ получал по 650 фр. в месяц. В 1915 г. „Лебук" уезжал в Россию, на что получил пособие — 600 фр. на дорогу и 800 фр. на семью». Красильников в телеграмме о призыве Санвелова на войну характеризовал его так: «Лебук — дашнак. Последнее время исполнял особые, порученные ему партией обязанности, имеет солидные связи среди главарей партии; <…> преданный делу, заслуживающий доверие сотрудник, готов продолжать сотрудничать, если позволяют условия службы».

По собственным показаниям, Санвелов давал сведения о политической эмиграции. О своей кличке «Лебук» не знал, сам же подписывался — «Козлов». Вошел в сношения с охранкой в 1910 году. В Баку был заагентурен полковником П. П. Мартыновым. В жандармском управлении ему предложили за 50 рублей проверять переводы с армянского. На свидания с ним ходил Безсонов, потом Мартынов. Последний потребовал доклад об армянских организациях в Баку, угрожая административной ссылкой. Санвелов оправдывался: «У меня дней 7–8 тому назад родила жена, я имел малый заработок. Я надеялся одурачить жандармов и согласился. На основании воспоминаний 1901 г. я написал доклад о людях, бывших в то время в Турции. Мне предъявили карточки ряда лиц и зачислили их в Дашнакцутюн». В 1913 году Мартынов вызвал Санвелова в Варшаву и предложил работать в Галиции. Санвелов отказался. В том же году жандармский железнодорожный полковник Ахмахметьев предложил ему ехать в Париж. «Жалованья было положено 500 фр. и на дорогу 200 руб.». Санвелов вызвал из Парижа «Линдена», который изъявил согласие на его жительство в Женеве. До апреля 1916 года Санвелов отсылал в Париж издаваемую в Швейцарии революционную литературу. «Жалованье ему шло 532 фр.». В 1915 году был добровольцем на Кавказском фронте, но был освобожден по болезни, поехал с Кавказа в Петроград к начальнику охранного отделения Глобычу. Тот дал ему 300 рублей и отправил за границу. Из Женевы снова написал Сартелю. «Сартель, 79, улица Гренель» был одним из условных адресов Заграничной агентуры в Париже. Сартель сообщал: «Явился молодой человек Адрианов, сказал, что посылать рапорты в Париже по почте невозможно и что он будет посылать их сам. Это бьш жандармский ротмистр Келлер, сменивший Эргардта. Сказал ему, что нужно отличать пораженцев от оборонцев». Санвелов имел сношения с женевским консулом Горностаевым и уполномоченным в делах Бибиковым. Бибикову Санвелов доносил на турецкого агента Джелал-Абогаджиева. Осведомлял Красильникова об «Обществе интеллектуальной помощи военнопленным»; освещал журнал «На чужбине», руководителя его Диккера, Баха, «Валериана» (Лебедева), из анархистов — Сергея Зегелидзе, Лонтадзе и других. Сообщал фамилии пленных, которым нравились революционные издания. Освещал Бачинского и журнал «Revue Ukrainienne».

Женевским сотрудником был «Шарпантье», имевший ранее кличку «Жермэн». Это был инженер, специалист по сельскохозяйственным орудиям — Абрамов Исаак Леонтьев, он же Ицкох Лейбов, 44 лет, жил в Женеве, не эмигрант. Охранка имела его адреса: в 1912–1914 годах — Франкфурт-на-Майне, в 1915 году — Веггис на Фирвальдштадтском озере в Швейцарии, вилла Розен-гартен. По этим адресам посылались «Шарпантье» деньги и распоряжения. При допросе 12 июля Женевским комитетом эмигрантов Абрамов показал Полякову и Назар-Беку, что никогда никакого отношения к охранке не имел. При допросе 9 августа 1917 года в Берне Абрамов отрицал свое отношение к охранке, но подтвердил последовательно свои адреса и назвал женевский: ул.

Бергалон, 7. По утверждению члена следственной комиссии в Париже, именно по этому адресу посылались провокатору «Шарпантье» деньги. Кроме того, последний начальник «Шарпантье» ротмистр Лиховский на допросе 30 мая 1917 года показал, что «„Шарпантье" — это Абрамов, секретарь женевской группы „Призыв", имевший заграничный паспорт, выданный в Одессе 15 лет тому назад, проживал в Женеве». Подполковник Люстих показал 8 июня 1917 года: «Шарпантье носил раньше кличку „Жермэн", по моему мнению, старый сотрудник». Наконец, 14 августа Лиховский доложил письменно:

«В числе сотрудников бывшей парижской агёнтуры в Швейцарии у меня находилось лицо под кличкой „Шарпантье". В действительности это есть инженер