Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

В том, что звучало с трибуны и говорилось у самовара, обнаруживается немало общего. Перед нами представители одной группы?

Ни в коем случае! Когда один из гостей высказал за чайным столом такое предположение, то остальные гости на него очень рассердились.

С трибуны разъяснили, что группировок среди представителей «молодой литературы» и вообще нету. Другое есть: «противоборство двух подходов к литературе, культуре, истории, наконец, жизни, один из которых стремится привить безразличие к коренным вопросам бытия, а другой, сколько хватает сил, утверждает народные и единственно плодотворные устои».

Итак, большинство выступавших у самовара и на трибуне — это представители «подхода, утверждающего народные устои». И те, и другие просили старших, облеченных властью товарищей помогать им, молодым, эти устои защищать.

На трибуне:

Молодым литераторам «надо помогать. Как? Прежде всего предоставляя возможности больше и быстрее печататься. Творческому становлению молодых помогло бы и издание литературного еженедельника».

У самовара:

«Та ситуация, которая сложилась сейчас в литературе с молодыми, она совершенно ненормальная… Я дожил уже до брюшка и до лысины… Но вот 25 лет пребываю вроде как в молодых писателях… но для меня как для писателя ни Союз писателей, ни ЦК ВЛКСМ ровным счетом ничего не сделали».

На трибуне:

«Плохо, когда молодые литераторы встречаются с равнодушием, не получают должной поддержки… дележ отпущенного «листажа» делают зачастую люди, которые видят в молодом писателе не товарища, не коллегу, а конкурента».

У самовара:

«…стоит издателям поменьше бояться, тем более мы ведь никакой аморальности не несем, никакой антисоветчины не несем. Ведь мы несем что? Новые взгляды на то, как сделать нашу страну лучше».

Просьбы молодых были услышаны:

«Теперь насчет административных форм помощи. План издательства «Советский писатель» утверждается на секретариате… Мы сказали издательству: половину почти рукописей писателей уже именитых, печатающихся, из плана изымите. И поставьте молодых. Если б вы знали, сколько мы нажили себе врагов!» В. Карпов добавил, что редсовет издательства состоит из «очень именитых писателей, переживающих за судьбы литературы, и за вас в том числе».

Итак, «дележ листажа» состоялся, именитых убрали, «молодых» включили. О каких «именитых» речь? Словарь Ушакова утверждает, что прилагательное «именитый», ныне устарелое, означало важное, значительное лицо и чаще всего применялось к купцам: «именитое купечество». Но слово к нам возвратилось в двух значениях: в первом случае «именитый» было попросту произведено от существительного «имя», а во втором — в точном соответствии со значением, указанным в словаре: лицо важное, значительное. Слово, еще в 30-е годы названное Ушаковым «устарелым» (видимо, из-за исчезновения купечества), вновь вернулось к жизни. Ибо из кого состоит редсовет издательства? Из лиц важных, значительных. Вот им ничего не стоило выкинуть из плана почти половину рукописей, возможно, договорных. А сделано это по распоряжению еще более «именитых» — членов секретариата Союза писателей. «Листаж» поделили в пользу «молодых», называя это «омолаживанием литературы» и весомым вкладом в дело перестройки…

В. В. Карпов сказал, что на чаепитие приглашены те, на кого можно положиться, кто уже «встал на крыло», уже выпустил одну-две книжки. Тех, на чьи плечи, как выразился один из приглашенных, завтра ляжет то, чем занимается нынешняя администрация Союза писателей. Это значит, что они вот-вот могут стать «очень именитыми» и начнут сами производить «дележ листажа».

Надо все-таки познакомиться хоть с какими-то произведениями представителей «молодой литературы». Что, интересно, пишет тот, кто жаловался у самовара, что для него как для писателя за 25 лет никто ничего не сделал? Узнаю, что он выпустил сборник рассказов и критических статей тиражом в 50 тыс. экз. и книжку в «Библиотеке «Огонек» тиражом в 80 тыс. экз. Надо прочитать. Заодно познакомиться с кем-нибудь из поэтов. Тут мой выбор был случаен. Увидела в магазине тоненький стихотворный сборник с портретом автора. Знакомое лицо! Где я его видела? Ах, вон где: тоже сидел у самовара.

Начнем с прозаика. Сергей Лыкошин. «За белой стеной» («Современник», 1984, тираж 50 тыс. экз.). В первом рассказе, мы знакомимся с дипломатом по имени Олег. Он работает за рубежом и с тоской по родине борется вот каким рассуждением: «Я профессиональный дипломат. Я должен понимать, что мое дело — отстаивать интересы Отечества в пределах чуждых — такое же необходимое, как и дело врача, военного, учителя».

В город приезжают на гастроли наши артисты, и среди них — Стас, друг юности Олега. Олег мечтал в беседах с другом «отвести истосковавшуюся по родным местам душу», но, увы, не нравится Олегу поведение Стаса, попавшего за рубеж. «Олег сегодня поймал этот взгляд, пристально рассматривающий какие-то безделушки на полке книжного шкафа. Взгляд недобрый, с оттенком обиды. Бесконечные разговоры о барахле… восхищение мертвыми камнями и витринами…» О каких «мертвых камнях» речь — непонятно. Остальное понятно. Стас: а) завидует убранству квартиры друга; и б) восхищен зарубежным изобилием. Олег-то «знал цену этим лощеным мостовым, забитым товаром магазинам, аккуратным прическам и холодным глазам». А Стас при виде «лощеных мостовых» и всего прочего такой же моральной выдержки не проявляет. Хуже того, «что за уничиженность в этих беседах с приехавшими из западного сектора театральными оболтусами из полупорнографического и никем не посещаемого театра!».

Итак, Стас, очутившись за рубежом, не сумел сохранить присущее нашему человеку достоинство и заискивает перед оболтусами только потому, что они живут на Западе среди изобилия. Но самое неприятное в поведении Стаса — это то, что он за время пребывания на Западе не испытывал тоски по Родине! «Кто-то, кажется, Стефан Цвейг, говорил (вспоминает Олег), что у русского человека ностальгия начинается в тот момент, когда он переезжает границу, покидает Родину… Бред! Как весел, больше того, счастлив до бестактности, до неприличия был все эти дни Стас».

Не прав Стефан Цвейг! Вот Стас. Если он иной раз и падал духом, то только от зависти, а так все время веселился. На вокзале в день отъезда: «Дурачился… рассказывал глупейшие анекдоты и ничем не выразил ни малейшего сожаления в связи с предстоящей разлукой. Олег-то знает эти минуты, как не терпится сесть в вагон поезда и не спится ночью до самого приезда в Брест… Нет, молодой парень из их труппы, кажется, Виктор, вел себя куда достойнее. У него хоть какая-то грусть все время в глазах была».

Итак, Олегу хочется, чтобы его старый друг все дни пребывания в городе ходил «хоть с какой-то грустью в глазах»? Но если сам Олег утешает себя тем, что отстаивает интересы «Отечества в пределах чуждых», то и Стас мог утешаться этим же. Он явился в эти «пределы» работать! «Грусти в глазах» уже в крайнем случае можно требовать от туристов — эти-то