Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

На страницах этого журнала впервые появились произведения тех авторов, имена которых ныне известны всем. Правда «очернительской» быть не может, «одна неправда нам в убыток» — таков был принцип журнала, любимейшего журнала всех мыслящих людей страны. В своем отделе критики журнал бескомпромиссно выступал против всяких подделок под литературу, невзирая на посты сочинителей…

Вот одна из причин, почему так страстно сражались против «Нового мира» тогдашние силы торможения, расчищая себе дорогу. И одержали победу. «Новый мир» свое существование прекратил. Спокойно стало. Тихо. Никого не опасаясь, ни на кого в испуге не косясь, стало возможно публиковать какие угодно сочинения. Литературный уровень снижался на глазах. Образовалась целая каста «неприкасаемых» авторов. Мнимая литература, серая литература заявляла о себе все громче и росла, поглощая тонны бумаги. В издательствах целые семейные кланы возникали. Да что тут говорить…

И глядите! У тех, кому оттепель, наступившая после XX и XXII съездов, не по нраву была, не по силам, не по способностям, появились наследники. То время — с чужих, видимо, слов — они называют «попустительством» и проявлением «ползучей фронды». Не нравится им — а это уже на собственном опыте — и то, что делается в стране сегодня. Они это называют «погоней за сенсациями». И вообще — им этого не нужно.

А ведь казалось бы… Кончился период немоты и лжи. Можно вслух говорить о том, что было, и о том, что есть. Какой простор для литераторов! Сколько всего они могут сказать того, о чем нам говорить было заказано. Однако их больше устраивает положение дел, сложившееся в последнее десятилетие. Оно проще. Тут главное не пером владеть, а уметь «пробивать» свои писания. Тут не по достоинству будут оценивать твои сочинения, а по тому, к т о  за ними стоит. Не писать тут надо уметь, а стараться овладеть одним-единственным оружием, но оружием бесценным — властью.

По-видимому, слова «Проблема молодых начинается с отношения к нам!» означают: подвиньтесь-ка вы, старшие! Поделитесь с нами властью. Пора: ведь вы ею уже попользовались, дайте и нам. Да и время: вам уж немного осталось!

Итак, выступления большинства представителей «молодой литературы» у самовара и на трибуне надо понимать, я думаю, вот как: в борьбу за право писать плохо включились свежие силы.

1988

ОДНАЖДЫ ОСЕНЬЮ

— Я прочитала вашу рукопись…

За окном был ясный осенний день, золотели деревья, но в помещении — сумрачно, уличное сиянье сюда не проникало…

— Да. Прочитала…

Пауза. Я улыбнулась, мысленно приглашая мою собеседницу продолжать, она, видимо, не может найти слов для выражения своих чувств, рукопись ей конечно же понравилась, это сборник моих лучших фельетонов, они всем нравились…

— Впечатление чрезвычайно неутешительное!

Грянул гром. Нет, это внутри меня что-то грянуло. Но я все еще улыбалась. И спросила светски-игривым тоном, смутно надеясь, что со мной шутят:

— Даже «чрезвычайно»?

— Поразительное однообразие тем! И на эти темы уже столько всего написано. Непонятно, к чему все это?

«Какие хорошие пьесы есть. Зачем вам тревожиться сочинять?» Нет, это произнесла не моя собеседница. Это мне вспомнилась тетушка Настасья Ивановна из «Театрального романа». Я перестала улыбаться. Я сказала:

— Но в свое время…

Ошибка, ошибка! Нельзя было давать это оружие в руки собеседницы! Она оживилась. Помолодела на глазах. Это была пожилая дама, один из редакторов издательства. Пожилая. Однако, кажется, моложе меня…

— Вот именно. Для своего времени — куда ни шло! Но сегодня…

Вокруг бурлила жизнь. Стучала пишущая машинка. Из открытой в соседнюю комнату дверь слышался мужской голос. Он давно уже слышался, но сейчас повысился: «Мнения рецензентов совпадают! Они оба… Я вас прошу не перебивать! Петр Иваныч! Если вы будете продолжать в этом тоне — я положу трубку!»

— Я проделала над вашей рукописью огромную работу. Вкратце изложила содержание каждого фельетона. А у вас — вон их сколько!

— Но зачем? Разве только в содержании дело? Ведь…

Я осеклась. Мне хотелось сказать, что суть в художественных достоинствах произведения, суть в том, выдержало ли оно проверку временем, а мои лучшие — выдержали, мне, во всяком случае, казалось, что выдержали, но неловко, но нескромно говорить это вслух, и я замолчала.

— А в чем же? — парировала моя собеседница, — Глядите, сколько в вашем сборнике произведений элементарно аналогичных, ведущих к сугубо однослойной морали! Вот для примера…

«И говорит — как пишет», — тоскливо думала я.

— …для примера: «Нечто о некондиции», «А вода все течет»… Сейчас я вам зачитаю их содержание!

— Не нужно. Я помню.

Жизнь вокруг бурлила. «Петр Иваныч, повторяю: в этом тоне… Да, обе отрицательные! Мнение единодушное! Нет уж, позвольте мне!.. Что, что? Такие слова! Это некорректно. Вы не на улице! Вы говорите с работником издательства!»

«Этот автор защищается как лев!» — думала я. «Интересно, однако, знать: ЧТО он защищает?»

— Элементарно-аналогичные! — продолжала моя собеседница. — О чем там речь? О дефиците! Не хватает гибких душевых шлангов, плохо с разнообразными запчастями, очереди за холодильниками… Вы же ломитесь в открытую дверь! И без вас все это известно!

«Зачем было тревожиться сочинять?» — вновь промелькнуло у меня в голове.

— Мораль, повторяю, однослойно утилитарна: промышленности следует ликвидировать дефицит. Стоило ли ради этого…

— Не стоило! — охотно согласилась я.

— И к тому же устарело! Позавчера не хватало холодильников, вчера еще чего-то, а сегодня всего этого навалом! Зато сегодня (или уже вчера?) стало плохо с ситцем. Вот об этом еще можно было написать. В газету. Для издательского сборника и это успеет устареть. Ситца будет навалом. Зато могут исчезнуть…

«Петр Иваныч! Я заканчиваю беседу! Что, что? Я вас уже просил! Нет, эдак невозможно! Кладу трубку!»

Он меня немного ободрил, этот бурно защищающийся неизвестный автор. Я сказала:

— Вот-вот! Вы сами сейчас признали, что завтра могут исчезнуть… Я не о запчастях! Не о дефиците! О причинах, порождающих дефицит. Я пыталась именно об этом!

— А зачем? — встревожилась моя собеседница. — Это дело экономистов! Теперь о недостатках в сфере обслуживания… Я вам сейчас насчитаю пять или шесть фельетонов на эту тему. «Белогорская крепость», «Последний рейс», автомобильные истории. Ни остроты ситуации, ни пафоса обобщения, все одно и то же! Недостатки в этой сфере всем известны, они изживаются, опять вы ломитесь в открытую дверь!

«Господи, — думала я холодея, — ведь до сих пор я гордилась этими фельетонами! Они публиковались в «Крокодиле», в «Литературной газете», в «Новом мире», в «Молодой гвардии», в «Юности», в «Вопросах литературы»… Лучшие из них я включила в сборник «Светящиеся табло», вышедший десять лет тому назад. Ну а сюда, в «Пестрые страницы», вошло