Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

были такие: «Зачем вам вздумалось трогать Энэна? Это ж прекрасный человек. Стольким молодым авторам помог!» Или: «Вокруг полно плохих писателей, а вы кидаетесь на хороших! Странно!» Иные говорили запальчиво: «Икс игрек — мой любимый прозаик. Я никогда вам не прощу, что вы…» И в том же духе. Я оправдывалась. Ссылалась на Измайлова. Ведь тот пародировал и Чехова, и Льва Толстого, и прозу Пушкина, наконец! Отвечали загадочно: «Так когда это было!» Или: «Так то Измайлов!»

Теперь я готова ответить на второй вопрос: «Как вы относитесь к попыткам превратить пародию в панегирик?»

Отвечаю: очень, очень одобрительно! И вот почему. Пародия требует немалого труда и приносит своему автору неприятности. На панегирик тратится куда меньше времени и сил, и появление его в печати сулит автору одни лишь приятности. Доходней, значит, оно и прелестней.

Вообразите: в журнале опубликован дружеский шарж на известного писателя, а под ним якобы эпиграмма такого содержания:

Мы влюблены в его любую строчку,

Он выпускает три романа в год,

И пусть он никогда не ставит точку!

Читатель ждет, читатель ждет, читатель ждет!

Мило, не правда ли? Это и спеть можно. Исполнить хором во время юбилейного торжества, причем строку «читатель ждет» поют одни басы… А изложи этот куплет прозой, никто его не напечатает, не говоря уж о том, чтобы спеть. Ужас, однако, в том, что я начисто лишена способности рифмовать, иначе, клянусь, я бы всю жизнь писала только мадригалы! Но не умею стихами, что поделаешь, природный недостаток! И эти-то четыре строчки одна бы не одолела, пришлось прибегнуть к помощи старинной своей приятельницы Л. Н. Давидович… Кстати! Давно когда-то я писала «руководство для начинающих баснописцев», надо было туда вставить пародии на басни, их сочинила Л. Давидович. Боже, сколько у нас было неприятностей потом с этим фельетоном! Страшно вспомнить…

Давно я не писала пародий. А хочется… Особенно когда смотришь в домах отдыха или дома по телевизору приключенческо-шпионские фильмы. Впрочем, и не приключенческие тоже. Но, вспоминая пережитое, удерживаюсь, пародий не пишу. Нет, нет, я за мадригалы и панегирики.

1977

В КРУГУ ЧТЕНИЯ

«Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе — кто ты!» Есть и такой вариант: «Скажи мне, что ты перечитываешь…»

Это, однако, лишь в том случае, если человек сам выбрал, ч т о  ему читать и  ч т о  перечитывать. Если не сам — то неподсуден. Заранее отвергаю суд над собой на основании книг, скопившихся на моей больничной тумбочке. Два романа Диккенса. Все три романа Гончарова и четыре — Тургенева. Современный американский бестселлер «Страх полета» Эрики Джонг. Мемуары Франсуа Мориака…

Нести ответственность готова лишь за Диккенса. Остального не выбирала.

В больничной библиотеке не было ни одного собрания сочинений классиков, лишь разрозненные школьные издания Тургенева и Гончарова. Их перечитывать я не хотела, хотела другое; другого не было; взяла, что было, взяла из жадности: вечный страх очутиться без книг! Не предвидела, что не пройдет и нескольких дней, как я стану хвататься то за Тургенева, то за Гончарова в поисках поддержки, утешения, приюта…

Это к вопросу о перечитывании. Что же касается чтения, то американский роман Э. Джонг принесли друзья. Я поначалу оживилась, думала, детектив, оказалось, не детектив, и я, не в силах скрыть разочарования, поблагодарила друзей не слишком горячо… Тогда, чтобы меня ободрить, указали на цифры переизданий книги. Роман, вышедший в 1974 году, был дважды переиздан в 1975-м, дважды в 1976-м, четырежды в 1977-м и трижды в 1978-м. Ну разве не любопытно знать, почему такой бурный успех у американского читателя? «Это смотря у какого, — не дрогнула я. — Мало ли что имеет бурный успех. Уровень вкусов, знаете ли…» — «А печать? — ответили мне. — Американская пресса от романа в восторге. Взгляните: на обложке цитаты из хвалебных статей!»

К мемуарам Мориака (опять-таки принесли друзья) я тоже отнеслась без энтузиазма. Виду не показала, поблагодарила, про себя же подумала: «Да не буду я этого читать, и зачем притащили?» Ибо беглого перелистывания было достаточно, чтобы увидеть: забвения и развлечения (а их и ищешь в больнице!) я тут не найду, книга требует размышлений, а значит, напряжения. Тут мемуары особого рода: не рассказ о своей жизни (этим бы еще можно развлечься), а мысли по поводу прочитанных книг, рассуждения о романе психологическом, о так называемом «новом романе», и остальное в этом роде… Я не отказываюсь, когда-нибудь соберусь с силами и одолею, но здесь-то, в больнице-то, к чему напрягаться!

Опять ошиблась! Не предвидела, что читать буду именно теперь, именно здесь, к этой книге прибегну скоро, снова в тех же поисках поддержки и утешения. И в поисках ответа.

Перечитывая «Оливера Твиста», радуясь тому, что я так хорошо, так плотно этот роман забыла (только и помнила, как бедный приютский мальчик попросил добавить ему супа, после чего такое поднялось!), испытывая приятное волнение за его судьбу (приятное, ибо все кончится хорошо, отлично, на Диккенса можно положиться, Диккенс не подведет!), я, однако, все косилась на ярко-желтую лакированную обложку романа Э. Джонг, желтую с черным и красным. Черные буквы — название романа. Красные — имя автора. И тоже красные (мелкие) — цитаты из хвалебных статей: «Самый раскованный, восхитительный эротический роман, когда-либо написанный женщиной!» На обложке сзади портрет автора. Молодая блондинка с распущенными волосами радостно смеется. Все причины радоваться: бешеный читательский успех, восторги прессы. Что ж, попробуем читать. Надо же быть в курсе.

Расстанемся пока с Оливером Твистом, с ним сейчас все благополучно — его кормят бульоном в доме добрейшего старого джентльмена. Смутно, впрочем, припоминается, что злоключения ребенка еще не кончились, его, кажется, выкрадут из дома доброго джентльмена, впереди приятные волнения, но это потом, а сейчас будем знакомиться с романом Э. Джонг.

«Сто семнадцать психиатров летело в Вену, я лечилась по крайней мере у шести из них. А за седьмым была замужем». Так начинается роман. Рассказ ведется от первого лица. Героиню зовут Изадора Уинг. Она журналистка и поэтесса.

В 1938 году Фрейд был вынужден бежать из Вены, своего родного города. Его имя было под запретом, его ученики либо изгнаны, либо погибли в газовых камерах. Теперь, по прошествии многих лет, Вена собирается открыть музей Фрейда. Предстоит прием у мэра города и конгресс. Вот по какому случаю психиатры, некоторые с женами, летят в Вену. Среди них Изадора, жена врача Беннета Уинга.

«Поскольку мой первый муж был психопатом, для меня было естественно во второй раз выйти замуж за психиатра.