Карусель - Семен Теодорович Альтов

— Не взяли? — спросила жена. — У-у, говорила же тебе! Дров наколи.

Дрова Алексеич, бывший кузнец, колол легко и непринужденно. Р-раз! — и половинки полена разлетались в разные стороны, как испуганные курицы. Кур он тоже накормил, потом наносил в бочку воды для грядок. Потом маленько передохнул и принялся выпускать очередной номер домашней стенгазеты.

«Вчера у нас в доме открылся водопровод. К услугам обоих жителей — горячая, холодная и теплая вода… В ближайшее время откроется автопоилка для кур…»

Были тут и новости из-за рубежа:

«Близ города Вилья-Эрмоса (юг Мексики) обнаружен ряд предметов, принадлежащих, как считают ученые, инопланетянину огромного роста. В числе находок — гигантская расческа, размерами превышающая грабли, исполинская пуговица размером с суповую тарелку, с обрывком бельевой веревки в петле…»

Вечером к ним приходили старушки из соседнего дома и пожилые супруги, дачники. Они читали вывешенную в сенях газету, потом садились играть с женой Алексеича в домино. А Алексеич лежал в соседней комнате на продавленном диване и думал.

Прожектор

Объявление гласило: «Требуются прожектористы».

«Устроиться, что ли?» — подумал Вакутин. И устроился.

— Вот это и будет ваше рабочее место, — сказал начальник (так он представился), когда они поднялись на вышку. — Будете стоять здесь и освещать. Вот этим прожектором.

— А что освещать-то? — поинтересовался Вакутин.

— Дело не в том, что освещать, а в том, как освещать, — ответил начальник. — А освещать нужно хорошо. Вот стойте здесь и освещайте. Тем более что уже стемнело. Только, ради бога, не поворачивайте прожектор направо или налево.

Начальник спустился, а Вакутин стал освещать. Кругом было темно, только луч света выхватывал из этой темноты кусочек абсолютно пустынной местности. Где-то лаяли собаки, ухали филины (филинов было больше), шурша крыльями, проносились летучие мыши. Справа от прожектора кто-то покряхтывал, а слева доносился визг пилы и негромкий разговор на непонятном языке. Вакутин испытывал почти непреодолимое желание повернуть прожектор в какую-либо сторону, но сдерживал себя.

— Как служба? — спросил начальник, поднявшись на вышку. Он стряхивал что-то с бровей и одновременно облизывался.

— Хорошо, — ответил Вакутин севшим от волнения голосом.

— Ну и отлично, — обрадовался начальник. — Только умоляю: не поворачивайте прожектор!

Прошло несколько часов. Собаки лаяли по-прежнему, а остальные звуки постепенно прекратились, только кто-то крикнул пару раз жутким голосом: «ыу! ыу!» — и что-то проскрежетало позади освещенного участка.

Едва начало светлеть, начальник снова взобрался на вышку, выключил прожектор и увел Вакутина вниз, в жарко натопленную и хорошо освещенную каморку с абсолютно голыми стенами.

— Так. Отдежурили — получайте пенсию, — сказал начальник.

— Пенсию? — удивился Вакутин. — Вы хотели сказать — зарплату?

— Нет, пенсию. У нас такое правило: ночь отдежурил — можно идти на пенсию. Поэтому нам все время и требуются прожектористы.

— Но я не заслужил… — неуверенно протянул Вакутин.

— Заслужили. Другие за всю жизнь не приносят столько пользы, сколько вы принесли за одно дежурство.

— А что же я все-таки освещал?

— Главное не в этом, а в том, что вы кое-что не освещали. А вообще — задайте лучше другой вопрос.

— А пенсия большая?

— Вот это другое дело, — с облегчением сказал начальник. — Шестьдесят три рубля. С вас немного высчитали за то, что на прожекторе краска облупилась.

— А можно, я у вас еще поработаю? — спросил Вакутин.

— Пожалуйста. Только учтите: работающим пенсионерам пенсия не сохраняется.

Неудачливый Паркетов

Работал Паркетов директором хлебозавода. Нельзя сказать, чтобы хлеб был очень уж плохого качества. Но в нем почему-то все время попадались разные посторонние предметы: монеты, иголки, шурупы, карандаши, пробки, а также ножницы. За это Паркетова разбирали на собраниях, совещаниях, заседаниях, ему ставили на вид, объявляли выговоры, а когда однажды в буханке хлеба оказалась сломанная мышеловка, сняли с должности.

Стал Паркетов руководителем мыловаренной фабрики. Нельзя сказать, чтобы качество мыла ухудшилось. Но в нем почему-то стали попадаться разные посторонние предметы: скрепки, булавки, гайки, втулки, спичечные коробки, а также подошвы. За это Паркетова разбирали на собраниях, совещаниях, заседаниях, ему ставили на вид, объявляли выговоры, а когда однажды в куске мыла оказался старый водопроводный кран, сняли с должности.

Пришлось Паркетову идти заведовать парниковым хозяйством. Нельзя сказать, чтобы качество помидоров ухудшилось. Но в них почему-то стали попадаться разные посторонние предметы: шпильки, кнопки, гвозди, пуговицы, рыболовные крючки, а также бигуди. За это Паркетова разбирали на собраниях, совещаниях, заседаниях, ему ставили на вид, объявляли выговоры, а теперь, наверное, скоро снимут с должности, так как в одном помидоре обнаружили неисправный выключатель.

Авторитет

Оптимальцев пользовался среди своих подчиненных большим авторитетом.

Приходит к нему в кабинет подчиненный и шмыгает носом.

— Куда это годится! — возмущается Оптимальцев. — Чтобы я у вас насморка больше не видел!

И через минуту у подчиненного нет никакого насморка.

В другой раз совершает Оптимальцев загородную прогулку и встречает другого своего подчиненного. А тот находится в весьма затруднительном положении, поскольку его по самый подбородок засосало в болото.

— Как вам не стыдно находиться в болоте?! — возмущается Оптимальцев. — Покиньте его немедленно!

Подчиненный тут же пробкой выскакивает из болота и оказывается на тропинке рядом с Оптимальцевым.

— А почему такой мокрый? Обсохнуть сейчас же!

От подчиненного тут же начинает валить пар, и через несколько секунд он совершенно сухой.

Идет Оптимальцев мимо вверенной ему конторы и видит: контора горит. Пламя, дым, подчиненные суетятся, из окна на веревке ЭВМ опускают.

— Что за безобразие! — возмущается Оптимальцев. — Прекратить пожар!

Огонь тут же стихает, дым рассеивается, ЭВМ поднимают обратно.

Потом едет Оптимальцев в лифте. А его попутчик-подчиненный в кабине курит.

— Перестаньте немедленно! — возмущается Оптимальцев.

А подчиненный не перестает.

— Почему на вас мой авторитет не действует?! — удивляется Оптимальцев.

— Так я уже не ваш подчиненный, — говорит бывший подчиненный. — Я со вчерашнего дня уволился.

— Тогда ладно, — смягчается Оптимальцев. — Так и быть, курите.

Золотой век синтетики

Шел 21… год. Утро для начальника цеха комбината «Фруктовощсинтпром» Пантелейкина началось, как всегда, с обхода производственных помещений.

Он по-хозяйски оглядел длинные ряды огуречных полуавтоматов. Работающие на них нажимали на педали, и из-под прессов один за другим вылетали новенькие огурчики. Молодой рабочий Еремин вытачивал на станке морковь. Слева лежали заготовки, справа, в ящике, — готовая продукция. Пантелейкин взял одну морковину, измерил ее штангенциркулем, попробовал на вкус и удовлетворенно сказал:

— Растешь, Еремин, растешь. Думаю, скоро на более сложный профиль тебя переведем — брюкву вытачивать. Или в бригаду свекловщиков…

У окна несколько рабочих, поминутно глядя на чертежи, собирали капустные кочаны.

— Внимательнее надо! — сделал замечание Пантелейкин одному из них. — Опять кочерыжку не