Карусель - Семен Теодорович Альтов

предстоящие танцы у нее давно уже расписаны заранее, и она, полуприкрыв лицо веером, вынуждена отказывать все новым и новым претендентам. «Ну, может быть, хоть тур вальса?» — умоляют ее блестящие военные, щеголеватые студенты, степенные служащие. «Увы, — мягко, с придыханием отвечает им Нонна, — увы!» И чтобы смягчить горечь отказа, дарит каждому из неудачников по одной из своих очаровательных улыбок. Увы, увы, увы…

И тут появляется ОН, и все вокруг перестает для Нонны существовать. Он идет прямо к ней, и она с бьющимся от волнения сердцем тоже делает несколько шагов ему навстречу. «Я искал вас всю жизнь!» — говорит он и берет ее за руку. Забыв о розданных обещаниях, весь вечер она танцует только с ним. Потом, набросив на ее обнаженные плечи шубку, он увозит Нонну с собой, и они, прижавшись друг к другу, мчатся куда-то сквозь ночь, ветер и снег. Время от времени Нонна отстраняется и вглядывается в одухотворенное, дышащее страстью лицо спутника. Кто же он — ее избранник? Он — жгучий черноглазый брюнет с огромными загнутыми вверх усами… Нет, голубоглазый блондин с прической до плеч… Или стриженный наголо бородач в изящных темных очках?

Здесь Нонна обычно начинала путаться. Она ясно представляла себе, как и где встретится со своим избранником, но никак не могла представить его внешности. Ей виделся то двухметровый гигант со стальными мускулами, то изящный тонкий Юноша-паж, мелькал перед мысленным взором и какой-то низкорослый жизнерадостный толстячок, смахивающий на председателя колхоза Порфирия Порфирьевича Мышеловкина…

— Опять размечталась, царевна? — спрашивал Нонну Мышеловкин, неслышно подходя сзади и тут же отпуская излюбленную свою шутку: — Смотри, как бы петушок не улетел!

Здесь, чтобы эту шутку смог оценить и взыскательный читатель, нам необходимо сделать небольшое отступление.

Село, в котором жила Нонна (его можно назвать и деревней) называлось Петушки-на-Палочках. Название его своим происхождением было обязано тому основному занятию, которому посвятили себя большинство колхозников.

Селяне охотно рассказывают приезжим легенду о беглом крепостном человеке Геннадии, прозванном Петушковым за свое уникальное умение мастерить из патоки разноцветных красавцев петушков. Пустив в этом некогда уремном месте корни, пришлый мужик Геннадий взял в жены местную девушку-лесовичку, обучил своему искусству ее, детей, те передали секрет мастерства своим детям, так и дошел он до наших дней. Никто не мог сделать петушка так, как делали его здесь. Вдохновенный труд колхозных умельцев, освоивших метод точного сахарного литья, являл к жизни разноцветные стаи петушков всех известных пород. Самый маленький петушок (ручная работа) был виден только под микроскопом, для перевозки самого большого (артикул «КМЛ-85») требовалась специальная железнодорожная платформа. Жаль было употреблять в пищу такую красоту, а уж отведав, каждый признавался, что никогда ничего не едал вкуснее.

Стремительно растущий спрос на петушков давно перешагнул границы области, и большинству селян пришлось оставить традиционные крестьянские занятия и полностью посвятить себя кондитерскому производству. А что было делать? Петушков требовали все: темпераментные кавказцы, корректные прибалты, суровые сибиряки.

Удовлетворением спроса занималась артель «Золотой гребешок», руководителем которой был по совместительству председатель колхоза Порфирий Порфирьевич Мышеловкин, считавший себя прямым потомком крепостного человека Геннадия.

Впрочем, и все остальные селяне считали себя его прямыми потомками. Все они сызмалетства владели кондитерским секретом и все носили фамилию Петушковы (Порфирий Порфирьевич взял себе псевдоним, чтобы как-то отличаться от подчиненных. По паспорту и он был Петушков).

— Не улетит петушок? — спрашивал Мышеловкин Нонну, одну из лучших, несмотря на молодость, артельных производственниц. За его шутливым тоном скрывалось, впрочем, некоторое беспокойство: Нонне был поручен особо важный заказ — изготовление галльского петушка для экспорта во Францию. И хотя Мышеловкин точно знал, что Нонна не подведет — не было еще такого случая, — поинтересоваться, как идут у нее дела, лишний раз не мешало.

Нонна дарила Порфирию Порфирьевичу очаровательную свою улыбку, и тот, как-то сразу подобрев и обмякнув, крякал и шел проверять работу вспомогательного производства — участка палочек, где распилом древесины занимались несколько бедовых парней.

Удержать молодежь на селе было делом нелегким. Несмотря на хорошие заработки, молодые стремились в город.

— Ну чем у нас хуже? — разводил руками председатель. — Обеспечены, благоустроены, магазин «Березка» работает…

— Трамвая нет! — ответила ему как-то острая на язык Шурка Петушкова-четвертая.

— Ах так, — разъярился вдруг Мышеловкин. — Будет вам трамвай!

И слово свое председатель сдержал. Нажал на какие-то тайные связи, и скоро между домами проложили рельсы и пустили вагончик. Водителем стал бывший комбайнер Василий Петушков-второй, кондуктором села сама Шурка Петушкова-четвертая. С трамваем стало жить в деревне веселее.

Утром ездили на работу, в обед — в магазин, вечерами молодежь катила к реке. Оттуда иногда долетали до деревни гулкие удары.

— В мяч играют? Футбол? — спрашивал местных какой-нибудь заезжий снабженец.

— Нет, — отвечали местные. — То парни друг друга тузят. Из-за Нонки.

И это было правдой. Нонна (когда она появилась на свет, трудностей с выбором имени для ребенка у родителей не было. Оба непреклонно заявили: «Только Нонна!» Столь редкое единодушие объяснялось тем, что отец девочки, страстный шахматист, был без ума от эффектных побед Гаприндашвили, а мать, поклонница кино, очень увлекалась творчеством артистки Мордюковой) считалась на селе первой красавицей. Небольшого роста, стройная, черноглазая, с копной смоляных волос и матовой кожей лица, она, и впрямь, была очень хороша.

Подкупало парней и то, что, не в пример остальным деревенским девчатам (той же Шурке-кондукторше), носившим летом джинсы и фирменные майки прямо на голое тело, Нонна ходила в длинных, до земли, сарафанах или же в простеньких, но изящных платьях, которые шила сама.

Тузили парни друг друга зря. Нонна дарила каждому из них по одинаково очаровательной улыбке, но дальше этого дело никогда не шло.

Будущего избранника среди них не было. В конце лета Нонна знала это уже точно. Человеком, которому она позволит увезти себя с бала, будет среднего роста блондин лет тридцати пяти. У него особенный цвет глаз — васильковый.

Глава 3. Наш друг рыба

Работал Борис Кондратьевич продавцом в небольшом магазинчике «Аквариумы». В штате числилось всего два человека: вторым был директор. (Еще по пятницам приходил гравер — он делал на аквариумах памятные надписи, но гравер в нашем повествовании так и не появится). Были Ложкин и директор почти ровесниками, но Ложкин звал директора по имени-отчеству, а тот его — просто по имени (хотя и на «вы» — но это, пожалуй, только подчеркивало дистанцию).

Магазинчик «Аквариумы» был зажат между двумя огромными домами. Большую часть деревянного здания магазинчика занимала застекленная витрина, в которой экспонировался большой макет аквариума, а внутри макета висела на ниточках бутафорская рыбина с золотистым призывом на боку: