Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

платье, ну пришлось прийти вторично — подумаешь! Извиняться-то продавщице зачем? А покупатель куда смотрел, когда ему заворачивали? Теперь явился: меняй ему! А может, он уже вещь поносил и хочет вместо нее новую получить? Этого, что ли, ждала Катя?

Так или иначе, вежливость в лондонском магазине Кате неприятна. Из-под палки она! Начальство следит за продавцами и чуть что не так — увольняет. Вот они и трясутся.

Итак, подмочена репутация английского сервиса. Но стоило ли это делать? Вежливость и хорошее обслуживание не являются как будто таким уж злом капиталистического мира. Там, в этом мире, есть истинные беды, истинные противоречия и трудности, вот бы Кате о них и подумать…

Однако надо войти в положение автора. Он решился написать рассказ на скудном материале туристского вояжа, а что можно узнать за десять дней коллективных пробежек по музеям и другим примечательным местам? Это правильно заметила Катина мама, что «проклятый капитализм» Катя увидит «сквозь розовые туристские очки». Не для облегчения ли своей трудной задачи избрал автор в герои рассказа не пожилого папу-переводчика, а юную Катю? Молода, дескать, эмоциональна, с нее взятки гладки. Но Катя не спасает. Да и что может спасти автора, приблизительно знающего то, что он взялся описывать?

Пытаясь оживить повествование, автор влюбляет в Катю молодого шофера туристского автобуса англичанина Криса. Шофер необходим и для того, чтобы хоть на один вечер оторвать Катю от группы. Шофер отрывает Катю и ведет ее в кино. Комедия, идущая на экране, глупа чрезвычайно. «Кто-то сочинял сценарий. Работал режиссер. Работали артисты. Затрачены время, деньги. И — вот что удивительно! — затрачены, по-видимому, не зря: публика в восторге. Как же это так? Что же это…»

Понять горькое Катино недоумение можно будет лишь в том случае, если предположить: до того вечера Кате не доводилось видеть на экранах глупых комедий. И никогда не приходило Кате в голову, что плохие фильмы иногда появляются на экранах. Кате кажется, что такое могло случиться лишь в Англии!

«Стон стоял от смеха». «Зал воет от восторга». Крис «икает». Две пожилые леди начинают «неистово кудахтать». Не смеялась, не выла и не кудахтала одна лишь Катя. Ей хотелось крикнуть: «Да уймитесь вы! Это же идиотская пошлятина».

Но кроме Кати никто не был в силах понять, что ему показывают идиотскую пошлятину. Право, можно подумать, что наша Катя участвует в развлечениях какого-то темного отсталого племени на заброшенном островке…

А ведь причина все та же: Катя связана по рукам и по ногам своим туристским расписанием. Истинные беды, сложности, конфликты западного мира ей неведомы. В шахты она не спускалась, на заводах и фабриках не бывала, биржи не посещала, о Сити знает только то, что чиновники носят котелки, а этого маловато… Вот Кате и приходится то критиковать западный сервис, то изображать публику сборищем идиотов.

Еще шотландцы пришлись Кате по вкусу (не потому ли, впрочем, что были угнетены англичанами?), англичане же ей совсем не нравятся… Старуха нищенка играет на «слюнявой гармошке». Служащая отеля похожа на мумию с «полубезумными глазами». Поют англичане из рук вон плохо. Одна «леди в зеленом пальто пытается подпевать русским песням», ну и фальшивит, конечно. И Темза их никуда не годится, вода в ней «свинцовая, недобрая». Собаки и те там невеселые: у встречного пуделя «грустная мордочка», у другого пса «скучающий вид». И манекены у них «тощие, длинные, надменно-курносые». Ну-с, и горчицу русскую разве сравнишь с заморской? Наша горчица крепко берет, во все суставы ударяет, а от ихней горчицы не будет этого, хоть всю банку съешь…

Впрочем, насчет горчицы — это не Катины мысли. Их высказывает (помните?) чеховский помещик Камышев в рассказе «На чужбине»… Странные, право, ассоциации лезут в голову…

Но вернемся к Кате. И переводчиков путных в Англии нет! Катин отец встречается с «белобрысым юношей», который перевел Блока. «Вы перевели «Двенадцать»? — отец настороженно смотрел на переводчика. — Но это же «невероятно трудно!.. Как вы перевели, ну, скажем, такое… — Юноша смущался, что-то бормотал, чего Катюша не могла расслышать».

Ответить, значит, ничего толком не мог — смущался, бормотал… Еще бы! Куда англичанину Блока понять!

«Наш какой-нибудь аристократишка поедет к ним и живо по-ихнему брехать научится, а они… черт их знает!»

Но это опять не Катя. Это слова помещика Грябова из рассказа «Дочь Альбиона». Нет, не случайно вспоминаются чеховские герои! Уже первые Катины восприятия иностранцев, встреченных в зале Копенгагенского аэродрома, что-то смутно напоминали читателю, но он не мог вспомнить — что. Теперь вспомнил… Чужеземцы на аэродроме были все «подтянутые, принаряженные», но манерны. «Малость подыгрывали». «Выпендривались». У наших-то вид не тот. На папе, к примеру, немодные ботинки, но зато «какое у него хорошее лицо — доброе, умное». Пожилой критик «весь какой-то немного помятый. И, видно, побриться утром не успел. Но какой же он славный человек — душевный, компанейский!».

Не это ли самое говорил Камышев? «Согласен, французы все ученые, манерные… это верно… француз никогда не позволит себе невежества: вовремя даме стул подаст, раков не станет есть вилкой, не плюнет на пол, но… нет того духу! Духу того в нем нет!»

Мысль изобразить столкновение юного существа, продукта нашей жизни, с чуждым миром показалась автору интересной, а возможностей написать на эту тему художественное произведение не было. Если Катя об Англии все знала заранее и не смогла ничего интересного для себя узнать о ней, то вряд ли стоило ей туда ездить. Тем более что неприятие капиталистического образа жизни она так легко спутала с неуважением к чужой культуре, обычаям, людям… Автору бы вовремя отказаться от своего намерения, памятуя, что поспешность и легковесность лишь дискредитируют тему, но автор пошел напролом…

Видимо, для придания своему произведению «художественности» автор злоупотребляет такими словами и выражениями, как «милая лукавинка», «раздумчивая грустинка», «прекрасное», которое «омывает» «суетную человеческую душу», «свет бессмертной поэзии», «холодные глаза», которые «чуть потеплели», Катя «выпорхнула из подъезда отеля», и многое другое в этом роде. Но «грустинки» не помогают. Читатель все равно не верит, что перед ним художественное произведение.

И в Катю читатель не верит.

Это, видимо, помещика Грябова загримировали под юную девушку, обрядили в платье-джерси и пустили порхать по Англии. Современная Катя, да еще «стопроцентный продукт нашей жизни», как для отвода читательских глаз рекомендует свою героиню автор, так думать, чувствовать и вести себя вряд ли могла…

1967

К ВОПРОСУ О ТРАДИЦИИ И НОВАТОРСТВЕ В ЖАНРЕ ДАМСКОЙ ПОВЕСТИ

§ 1. ТРАДИЦИИ

Некая Маня, героиня нашумевшего