Технофеодализм - Янис Варуфакис

чиновник, которая лежала в основе экономических отношений США и Китая до начала новой холодной войны. По сути, это было неявное предложение правящего класса Америки правящему классу Китая — предложение, прямо эквивалентное предложению Минотавра: мы будем поддерживать высокий спрос на вашу продукцию, используя наш торговый дефицит. Мы также переместим наше промышленное производство на ваши заводы. Взамен вы добровольно инвестируете свою прибыль в наши финансовый сектор, страхование и недвижимость — любовно именуемые FIRE (Finance, Insurance and Real Estate).

Это был проверенный рецепт. С тех пор как Никсоновский шок превратил доллар в высоко востребованную долговую расписку, американцы скупали почти всё, что могли произвести японские заводы, расплачиваясь долларами, поэтому у японских капиталистов не было иного выбора, кроме как инвестировать в американский FIRE. После знаменитого визита Никсона в Пекин в 1972 году и установления дипломатических отношений с КНР после десятилетий отсутствия коммуникации и даже войны, визита, обозначившего стратегию Америки по вбиванию клина между Китаем и СССР, — американцы рассматривали Китай как еще одну Японию в широком смысле слова. Это видение Дэн Сяопин в конечном счете и воплотил в жизнь, открыв Китай для Запада.

 Японская электроника, китайская одежда и корейские телевизоры заполнили полки в Walmart, в то время как прибыль, полученная капиталистами Японии, Китая и Кореи, вкладывалась в казначейские облигации США, поля для гольфа, небоскребы и деривативы Уолл-стрит. Начиная с 1970-х глобализированный капитализм был основан на увлекательной переработке производственной прибыли — в основном азиатской — в американскую ренту, которая, в свою очередь, поддерживала американский импорт, обеспечивавший азиатские фабрики достаточным спросом.

Почему китайцы называют это «Теневой сделкой»? Потому что к этому пакту, подписанному правящими классами Америки и Восточной Азии, была сноска мелким шрифтом, в которой оговаривались страдания рабочих по обе стороны Тихого океана. Американские рабочие столкнулись с эксплуатацией и обнищанием, которые стали результатом недоинвестирования и превращения их промышленных центров в «ржавый пояс», поскольку производство переехало в Азию и развивающиеся страны Глобального Юга. Тем временем в быстро индустриализирующихся прибрежных городах Китая рабочие страдали от бешеной эксплуатации, связанной с чрезмерными инвестициями, — как будто разжиревшие от чрезмерных инвестиций заводы Глобального Севера мигрировали в китайские города, где местная рабочая сила должна была выживать на зарплаты и социальные пособия, характерные для Глобального Юга. Разные страдания, один и тот же глобальный процесс рециркуляции [40].

Это был тот аспект глобализации, в котором Восток сходился с Западом. Но кроме Китая был и Глобальный Юг — страны Азии, Африки и Латинской Америки с вечным дефицитом внешней торговли и слабой экономикой, постоянно страдающие от нехватки долларов, которые им приходилось занимать на Уолл-стрит, чтобы импортировать лекарства, энергию и сырье, необходимые для производства собственного экспорта, который был нужен, чтобы заработать необходимые для погашения кредита доллары. Неизбежно время от времени доллары у них заканчивались, и они больше не могли платить по кредиту. В этот момент Запад посылал к ним своих судебных приставов — Международный валютный фонд, которые одалживали недостающие доллары при условии, что правительство-должник передаст воду, землю, порты, аэропорты, электросети и телефонные сети страны, даже ее школы и больницы, местным и международным олигархам, которые, получив контроль над этими компаниями и активами, не имеют иного выбора, кроме как направлять свои доходы на Уолл-стрит. Это был неоколониальный аспект того же глобального механизма рециркуляции доллара, который обеспечил гегемонию США или, если использовать мою любимую аналогию, царство Минотавра.

Затем случился финансовый кризис 2008 года. Он привел к двум событиям, которые совместно дали старт сегодняшней новой холодной войне: кризис укрепил позицию Китая в глобальном механизме рециркуляции прибыли и дал толчок наращиванию облачного капитала как в Соединенных Штатах, так и в Китае. Чтобы увидеть, как это привело к разделению мира на два новых блока или, если быть точнее, на два облачных суперфеода, полезно немного углубиться в гиперэволюцию Китая после 2008 года.

Как упоминалось в начале главы, когда финансовая пирамида Уолл-стрит рухнула, Китай стабилизировал мировой капитализм, увеличив внутренние инвестиции до уровня более чем половины национального дохода. Это сработало, поскольку китайские инвестиции компенсировали большую часть мирового спада, вызванного переходом Запада к политике жесткой экономии [41]. Международный статус Китая вырос, а его накапливающийся долларовый профицит позволил Пекину в дополнение к подпитке Уолл-стрит стать крупным инвестором в Африке, Азии и даже в Европе через свою знаменитую инициативу «Один пояс, один путь». (Разумеется, за эту сияющую новую роль пришлось заплатить свою цену: чтобы поднять инвестиции на такие высоты, доля пирога китайских рабочих должна была сократиться, в то время как китайские рантье, работающие в секторе FIRE самого Китая, серьезно разбогатели. Инвестиции росли, в частности за счет кредитов, в качестве залогов по которым выступала земля, предоставленная местными властями застройщикам. Таким образом, инвестиционный рывок после 2008 года шел рука об руку с ростом цен на жилье и землю по всему Китаю.)

Точно так же, как облачный капитал вырос в США за счет денег ФРС, облачный капитал в Китае образовался за счет инвестиционного рывка Пекина. Крупные технологические компании — Большая цифра Кремниевой долины — вскоре обнаружили сильного конкурента: Большую цифру Китая. Запад недооценивает эти компании. Мы думаем о Baidu как о китайской копии Google. Об Alibaba — как о подражателе Amazon. На самом деле они представляют собой нечто гораздо большее. Чтобы понять масштаб и природу пяти крупнейших китайских облачных конгломератов — Alibaba, Tencent, Baidu, Ping An и JD.com, — проведем следующий мысленный эксперимент.

Представь, что мы на Западе объединили бы в один портал Google, Facebook*, Twitter, Instagram* и версию китайского TikTok, которая всё еще доступна американским пользователям. Затем добавили туда приложения, которые играют бывшую роль телефонных компаний: Skype, WhatsApp*, Viber, Snapchat. Добавим к этому облачные сервисы электронной коммерции, такие как Amazon, Spotify, Netflix, Disney Plus, Airbnb, Uber и Orbitz. Наконец, приправим PayPal, Charles Schwab и собственными приложениями всех остальных банков Уолл-стрит. Мы уже почти у цели. Но есть еще кое-что…

В отличие от крупных технологических компаний Кремниевой долины, китайская Большая цифра напрямую связана с государственными учреждениями, которые используют эту всепроникающую облачную агломерацию: регулируют городскую жизнь, оказывают финансовые услуги гражданам, не имеющим банковских счетов, связывают людей с государственными учреждениями здравоохранения, ведут наблюдение с помощью систем распознавания лиц, управляют беспилотными автомобилями на улицах — и, за пределами своих границ, соединяют африканцев и азиатов, участвующих в китайской инициативе «Один пояс, один путь», с их облачным суперсюзереном.

Ключевым моментом здесь является неразрывная интеграция коммуникации, развлечений, электронной коммерции, иностранных инвестиций и многого другого с цифровыми финансовыми услугами: портал в облачную ренту. Когда я писал это предложение [42], WeChat, мобильное приложение для обмена сообщениями, принадлежащее Tencent, отправило тридцать восемь миллиардов сообщений за один день. Его пользователям не нужно было выходить из приложения WeChat, чтобы совершить платеж. Слушая музыку, прокручивая социальные сети, отправляя сообщения своим семьям, они могут использовать одно и то же приложение для отправки денег любому человеку в Китае, а также любому из миллионов людей за пределами Китая, которые загрузили WeChat и открыли счета в юанях в любом китайском банке.

Совершив этот огромный скачок в сфере финансовых услуг, китайские облачные феодалы получили доступ к всеохватывающему наблюдению за социальной и финансовой жизнью своих пользователей. Если облачный капитал — это средство производства изменения поведения, китайские облачные феодалы накопили облачный капитал, превосходящий самые смелые мечты их конкурентов из Кремниевой долины, которые, по сравнению с ними, обладают гораздо меньшей мощностью на душу населения для накопления облачной ренты. Американская Большая цифра делает всё возможное, чтобы наверстать упущенное [43] .