Технофеодализм - Янис Варуфакис

произведения искусства, криптовалюты и т. д.) и упорно отказывается поступать в оборот, стимулировать инвестиции в полезные вещи и возрождать вялые капиталистические общества. Так начинается порочный круг: наступает более глубокая стагнация, заставляющая центральные банки печатать больше денег, что позволяет извлекать больше ренты и меньше инвестировать, и т. д.

Пандемия усугубила эту тенденцию. Единственным существенным отличием от периода до пандемии было то, что на этот раз — и впервые с 2008 года — часть новых триллионов, напечатанных центральными банками, была потрачена правительствами на раздачу денег населению, чтобы поддерживать жизнь своих граждан, пока они находились в изоляции. Тем не менее большая часть новых денег в конечном счете привела к росту цен акций крупных технологических корпораций. Этим объясняются цифры опубликованного в октябре 2020 года отчета швейцарского банка UBS о том, что миллиардеры увеличили свое богатство более чем на четверть (27,5 процента) в период с апреля по июль того же года, в то время как миллионы людей по всему миру потеряли работу или с трудом сводили концы с концами с помощью государственных программ [35].

В то же время закрылись порты, дороги и аэропорты, что привело к сокращению движения товаров в экономиках, которые в течение многих лет страдали от недостатка инвестиций, что истощило возможности местного производства. Что происходит, когда предложение внезапно сокращается? Особенно если сидящие на карантине массы получают некоторую финансовую поддержку с денежного дерева центральных банков? Цены на продукты, велотренажеры, хлебопечки, природный газ, бензин, жилье и множество других товаров взлетают до небес, и после дюжины лет стабильных цен наступает Великая инфляция.

Многие надеялись, что инфляция, вызванная блокадой цепочки поставок, будет умеренной. Ожидание того, что инфляция будет «временной», имело свою логику: переговорная сила рабочих в 2020-х была тенью их прежнего могущества, когда в 1970-х мощные профсоюзы могли добиваться повышения заработной платы выше уровня инфляции. Из этого следовало, что при отсутствии существенного повышения зарплат, после того как государственные программы отпусков и поддержки доходов закончатся, покупательная способность масс из-за роста цен быстро истощится, спрос на товары снизится, а цены упадут. Однако всё вышло иначе.

Инфляция никогда не бывает чисто денежным явлением, так же как деньги никогда не выступают лишь в качестве знака меновой стоимости. Когда по какой-либо причине цены на всё растут, начинается социальная силовая игра, в которой каждая сторона пытается оценить, насколько сильна ее переговорная позиция. Руководители предприятий пытаются выяснить, насколько они могут поднять цены — если не для сохранения уровня прибыли, то, по крайней мере, для возмещения растущих издержек. Рантье, как традиционные, так и облачные, прощупывают почву заявлениями о грядущем повышении арендных ставок. Работники оценивают, в какой степени им удастся настоять на повышении заработной платы, чтобы, по крайней мере частично, компенсировать более высокие счета, которые им приходится оплачивать. Правительства тоже играют в эту игру: вмешиваются ли они, используя более высокие доходы и поступления от налога на добавленную стоимость, чтобы помочь наиболее слабо защищенным слоям населения, прожиточный минимум которых уничтожает инфляция? Или они субсидируют Большой бизнес, поскольку на него давят высокие цены на энергоносители? Или ничего не делают, предпочитая наблюдать? Пока эти вопросы остаются без ответа, инфляция будет расти.

В такой силовой игре важнее всего, у кого власть. Если капитал доминирует над трудом, инфляция заканчивается, когда рабочие вынуждены согласиться с постоянным сокращением доли их заработной платы в общем доходе. Если правительство имеет власть над капиталом, как, например, в Китае, инфляция замедляется, когда капиталисты и рантье соглашаются на то, чтобы часть их добычи использовалась для погашения дефицита бюджета, долгов или расходов государства. Тогда вопрос, который встает перед нами, звучит так: что происходит в обществах, где облачный капитал доминирует над «земным», а труд находится в самом низу этой иерархии?

Происходят две вещи — одна более, а другая менее очевидная. На первый взгляд супермаркеты, энергетические компании и любые другие конгломераты, способные взвинтить цены выше себестоимости, получат сверхприбыль [36]. Однако менее очевидные, но более интересные последствия Великой инфляции в мире, переживающем свою раннюю технофеодальную фазу, деликатнее и естественным образом встроены в производственную ткань общества: традиционный капитал еще быстрее вытесняется облачным, ускоряя и усиливая всеохватывающее влияние технофеодализма. Вот два примера того, как это происходит.

Немецкий автопром и зеленая энергетика. Великая инфляция нанесла немецким автопроизводителям двойной удар: рост цен на топливо не только отпугнул их клиентов, но и увеличил издержки на электричество для производства автомобилей. Немецкая пресса даже всерьез начала обсуждать неминуемую деиндустриализацию Германии. Несмотря на то что беспокойство аналитиков было оправданным, в своих поспешных выводах они упустили суть происходящего.

 Немецкие автопроизводители, вероятно, продолжат в будущем производить не меньше автомобилей, чем в прошлом, по той простой причине, что они относительно быстро инвестировали в переход от производства бензиновых автомобилей прошлого к электромобилям будущего. Тогда можно было бы предположить, что ускорение перехода на электромобили, вызванное инфляцией, разгоняющей цены на энергоносители, сработает в их пользу, однако это не совсем так.

Ядро силы и успеха немецкого капитала — высокоточное машиностроение и электротехника. Немецкие автопроизводители, в частности, получали прибыль, создавая высококачественные двигатели внутреннего сгорания и все детали, необходимые для передачи движения от таких двигателей к колесам автомобиля: коробки передач, оси, дифференциалы и т. д. С точки зрения механики электромобили устроены гораздо проще. Большая часть их прибавочной стоимости — и прибыли, которую они приносят, — возникает из продажи программного обеспечения, которое ими управляет и подключает автомобиль к облаку, и тех данных, которые, в свою очередь, они производят. Другими словами, Великая инфляция заставляет немецкую промышленность производить товары, которые в гораздо большей степени полагаются на облачный, а не на традиционный капитал.

Проблема, таким образом, заключается в следующем: по сравнению со своими американскими и китайскими коллегами немецкие капиталисты не смогли достаточно быстро осознать преимущества инвестирования в облачный капитал — стать облачными капиталистами — и сильно отстают в этой новой игре. На практике они сами вытесняют себя из конкурентной позиции. Не имея возможности собирать достаточную облачную ренту, Германия лишится профицита, а вместе с ней пострадает и экономика Европейского союза, и его граждане, зависящие от профицита Германии.

Похожую историю можно рассказать об энергетическом секторе. После того как пандемия отступила и цены на энергоносители резко выросли, крупные нефтяные и газовые компании сколотили состояния. У ископаемого топлива открылось второе дыхание, что было похоже на рост цен, которым наслаждались землевладельцы времен Наполеоновских войн из-за прекращения импорта пшеницы в Великобританию. Но бежать на втором дыхании долго не получится. Так же как капиталистическая прибыль взяла верх над краткосрочным возрождением феодализма, когда начала стираться память о Наполеоновских войнах, так и Великая инфляция уже расширяет доступ облачного капитала в энергетический сектор.

Индустрия ископаемого топлива — это нечестивый союз феодальных контрактов и «земного» капитала: она опирается на лицензии на бурение на определенных участках земли или морского дна, за которые правительства и частные землевладельцы получают старомодную земельную ренту. Она также опирается на старомодные товары капитала, включая нефтяные вышки, танкеры и трубопроводы для подачи ископаемого топлива на огромные, заполненные турбинами и электродвигателями электростанции, вертикально интегрированные в генерирующие и распределительные компании, которые и эстетически, и экономически не так уж сильно отличаются от «темных фабрик сатаны» XIX века.

Возобновляемые источники энергии, напротив, лучше всего развертывать децентрализованным образом, а солнечные панели, ветряные турбины, тепловые насосы, геотермальные установки и приливные электростанции горизонтально интегрируются в широкие одноранговые сети. Они практически не нуждаются в лицензиях, которые влекут за собой земельную ренту, а их производительность зависит от цифровой инфраструктуры, работающей на сложном программном обеспечении, использующем искусственный интеллект. Короче говоря, зеленая энергетика является облачно-капиталоемкой примерно так же, как и производство электромобилей.

Переход с ископаемого