Технофеодализм - Янис Варуфакис

долги. Рост технофеодализма вывел этот процесс, порождающий кризисы, на новую высоту — в состояние поликризиса, если заимствовать состоящий из двух греческих слов неологизм экономического историка Адама Туза.

Подумай о тех миллиардах облачных крепостных, которые в этот самый момент тратят свое время и энергию на создание чужого облачного капитала. Их неоплачиваемый труд производит власть по извлечению доходов и облачную ренту — те деньги, которые уже не вернутся в широкий оборот, порождая новый доход, — для очень немногих облачных капиталистов, при этом не принося им самим никакого дохода. Позволь мне описать это как сокращение глобальной базы стоимости. Добавь к этому сжатие заработной платы наемных работников, которое провоцирует облачный капитал, всё больше превращающий их в облачных пролетариев. Результатом является существенное сокращение доходов, которые массы могут мобилизовать для покупки товаров. Это постоянное падение эффективного или совокупного спроса означает бо́льшую частоту и глубину экономических кризисов. Используя экологическую метафору, капиталисты и рабочие испытывают нечто похожее на сокращение своей среды обитания, подвергающее исчезающие виды всё большей опасности вымирания, в то же время страдая от более частых экстремальных погодных явлений.

Таково было положение дел до украинского конфликта. Поскольку Вашингтон принял решение объявить войну китайской Большой цифре и облачным финансам, что положит конец «Теневой сделке» и разделит мир на облачные феоды, основанные на долларе и на юане, китайские и американские рабочие наверняка пострадают еще больше, но могут многое потерять также американские рантье и китайские капиталисты. Если китайский профицит больше не будет мигрировать в Соединенные Штаты с той же скоростью, у американских рантье возникнут проблемы. Затем их проблемы рикошетом ударят по китайским капиталистам, которые сильно зависят от объемов американского импорта, который, в свою очередь, поддерживается номинированной в долларах рентой. Что касается американских облачных капиталистов, пока неизвестно, чего им ожидать: хотя они и приобретают относительную власть над капиталистами и остальной частью американского общества, как на них отразятся последствия краха «Теневой сделки», пока предсказать невозможно.

Наверняка пострадают такие компании, как Apple и Tesla, которые балансируют между «земным» и облачным капиталом. В отличие, скажем, от Google, Apple инвестировала миллиарды в физический капитал в Китае, где она производит iPhone и iPad. Это не те инвестиции, которые можно легко репатриировать в Соединенные Штаты. Apple производит в Китае не из-за дешевой и квалифицированной рабочей силы, а потому, что с 2007 года она построила целую экосистему производственных процессов, которые объединяют человеческий, «земной» и облачный капитал способами, которые невозможно воспроизвести на американской земле. Для компаний, которые более интенсивно используют облачный капитал, таких как Amazon и Google, всё будет зависеть от того, как сокращение глобальной базы стоимости и нарушение потока китайских прибылей и ренты в долларовый облачный суперфеод повлияют на их продажи.

Одно мы знаем наверняка. Технологический прогресс поможет облачному капиталу набирать силу. После объединения с крупномасштабной универсальной передовой 3D-печатью и промышленной робототехникой на основе искусственного интеллекта облачный капитал уничтожит смысл существования традиционных капиталистических конгломератов, в основе конкурентного преимущества которых лежит экономия на масштабе. Между тем деглобализация физического капитала, вызванная решением Вашингтона начать экономическую войну против Китая, ускорится. При этом будет усиливаться антагонизм между двумя облачными суперфеодами из-за конкуренции за право разграбления ресурсов — редкоземельных металлов, лития и, конечно же, наших данных — во всех уголках мира.

Пик глобализации, пришедшийся на период между 2005 и 2020 годами, привел к появлению мощных линий разлома, проходящих через основные торговые блоки планеты. Одна такая линия разлома всё больше разделяла дефицитные страны на юге Европейского союза от стран с профицитом на севере. Другая — прибрежные экономики Америки от «ржавых поясов» в ее середине. Процветающие прибрежные регионы Китая были отделены от внутренней части материка экономической Берлинской стеной. Исчезают ли эти линии разлома сейчас, когда глобализация идет на убыль? Совсем наоборот. Прежние линии разлома остаются, в то время как возникают новые, например, между Востоком и Западом Европы и между американцами, работающими на власть облачных капиталистов, и остальными. И, как следствие более широкой технофеодальной бифуркации, мир разделяется на континентальные сверхгосударства, мало чем отличающиеся от тех, которые постоянно воюют между собой в «1984» Джорджа Оруэлла [63].

Мирное сосуществование — очевидная, но не единственная жертва этого процесса: учитывая масштабы и характер власти, которой обладает очень маленькая группа облачных капиталистов по обе стороны Тихого океана, всё, что напоминает настоящую демократию, становится маловероятным. Действительно, великая ирония с западной точки зрения заключается в том, что единственной политической силой, которая может сделать что-либо, чтобы удержать облачных капиталистов под контролем и, таким образом, сохранить надежду на выживание демократии, является Коммунистическая партия Китая. Именно президент⊕ Си наложил строгие ограничения на китайских облачных спекулянтов, таких как Джек Ма, в явной попытке удержать китайские облачные финансы в рамках того, что партия считает приемлемыми границами — своими собственными [64].

⊕ Так у Варуфакиса; в действительности официально — председатель Китайской Народной Республики. — Примеч. научн. ред.

Однако большой проблемой для Си является то, что устойчивость партии опирается на экономический рост, который так долго создавался за счет обогащения китайских капиталистов посредством «Теневой сделки». Теоретически и очень окольным путем Си объявил классовую войну от имени китайских рабочих не только облачным спекулянтам, но и китайским капиталистам. В августе 2021 года он объявил об ограничении «чрезмерных доходов» и, что особенно важно, о новой политике сокращения совокупных инвестиций с пятидесяти процентов национального дохода Китая до тридцати, что может произойти только в том случае, если прибыль китайских капиталистов от чистого экспорта в Соединенные Штаты будет значительно сокращена, а внутренние зарплаты вырастут. Но является ли это реальной кампанией или просто пропагандистским ходом, специфической китайской формой популизма? Способен ли и готов ли политический класс Китая к длительной борьбе как с облачными, так и с «земными» капиталистами? Пока это неизвестно. Действительно, даже если Си имеет в виду то, что говорит, и преуспеет в повышении доходов рабочего класса, мы не можем знать, укрепит ли рост доходов большинства силу китайского народа. Тем не менее бесконечно любопытным является то, что единственный проблеск надежды для любого народа во всём мире исходит от общества, живущего под игом тоталитаризма.

 Либералы когда-то боялись таких, как ты и я, — левых, жаждущих социалистической трансформации. Когда левые потерпели поражение, либералы вздохнули с облегчением, но продолжали ругать власть государства: в их глазах могущественные государства, даже буржуазно-либеральные, — это то, что прокладывает дорогу к крепостному праву. Разве не восхитительным шоком для всех оказалось, что в конечном счете глобальная супермагистраль к крепостному праву была построена не потому, что западные государства были слишком могущественны, а потому, что они оказались слишком слабы? Слишком слабы, чтобы помешать порожденному ими облачному капиталу захватить власть, разрушить капитализм и способствовать развитию технофеодализма.

Глава 7. Побег из технофеодализма

Глава 7. Побег из технофеодализма. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем художник наконец появился. На сцене его ждал блестящий, огромный, похожий на робота металлический экзоскелет, подвешенный на длинном тросе к высокому потолку арт-пространства — переоборудованной бывшей электростанции недалеко от Сиднея. Я был среди зрителей в тускло освещенном турбинном зале, всё больше захваченный доносящимся саундтреком и завороженный элегантно сверкающей машиной. На календаре было 19 августа 2000 года — оставалось еще долгих четыре года до того, как Марк Цукерберг запустит Facebook*, шесть лет до первого твита, и прошел всего год с момента первого поиска в Google. Интернет находился в своей Эпохе Невинности, и мечта о нем как об открытом цифровом форуме, коллективно управляемом его суверенными участниками, была всё еще жива.

Наконец появился Стеларк, мастер перформанса [65]. Находясь