Технофеодализм - Янис Варуфакис

идею социал-демократии и, конечно, либеральной личности, необходимы две вещи. Во-первых, мы должны отказаться от мифа о том, что исходное различие между левыми и правыми устарело. Пока мы живем в Империи капитала, которая правит и безжалостно эксплуатирует людей и планету, не может быть демократической политики, которая не укоренена в левой программе ее свержения. Во-вторых, мы должны фундаментально переосмыслить, что значит свержение и как его можно достичь в мире технофеодализма, где Империя построена на облачном капитале, со всеми новыми, дьявольски сложными классовыми структурами и конфликтами, которые он порождает.

Если это звучит сложно и запутанно, позвольте мне предложить более простую формулировку. После войны марксизм уверенно продвигал угрожающую Истину, охваченные тревогой правые стали релятивистами, а социал-демократия получила свой шанс. После великого поражения марксизма в 1991-м марксистская Истина погибла, вернулась Истина либералов, а социал-демократия умерла. После случившегося в 2008-м Ватерлоо капитализма и подъема технофеодализма либералы, социал-демократы и альтернативные правые борются между собой за любые объедки власти, которые им изволят бросить со своего стола облачные капиталисты. Сегодня наше будущее зависит от восстановления уверенности в том, что мы способны раскрыть Истину, соответствующую нашему технофеодальному состоянию. Одного этого будет недостаточно, но это необходимое условие.

Ложные обещания криптовалют. Томас Мор написал свою «Утопию» в XVI веке в качестве мысленного эксперимента по излечению зла, приносимого феодальным правлением (в котором, надо сказать, он сам играл видную роль). Полвека спустя Томмазо Кампанелла опубликовал свою собственную утопию, «Город Солнца», как полемику против доминирующего аристотелевского убеждения, будто любой, кто занимается физическим трудом, должен быть лишен полного гражданства. Он утверждал, что именно ремесленники и строители, а не паразитические феодальные классы, должны иметь политическую власть. Крипто-евангелисты, адепты новых технологий — с их верой в то, что Уолл-стрит, облачные капиталисты, правительства, глубинное государство и весь технофеодальный порядок могут быть разрушены умным компьютерным кодом и невзламываемыми алгоритмами Proof of Work («доказательства работы»), — являются сегодняшними экономическими утопистами, а их вера в могущество криптотехнологий — такая же реакция на технофеодализм, как изначальная «Утопия» была реакцией на феодализм.

По правде говоря, когда я впервые наткнулся на оригинальный текст, возвещающий о появлении блокчейна — запись в блоге 2008 года, подписанную ныне всемирно известным и неуловимым Сатоси Накамото [74], я был заворожен. Она начиналась с предложения: «Интернет-коммерция в большинстве случаев опирается на финансовые учреждения, выступающие в роли доверенных посредников для проведения электронных платежей». Затем он излагал алгоритм, который позволил бы нам совершать трансакции непосредственно друг с другом в режиме онлайн, минуя все когда-либо созданные финансовые учреждения. Нетрудно было разглядеть амбициозность претензии и предполагаемый свет потенциального освобождения от паразитов финансового сектора — частного и государственного.

Чтобы оценить привлекательность идеи криптовалюты, давайте рассмотрим, что происходит, когда вы используете свою дебетовую карту для покупки билета на поезд из Лондона в Брайтон с помощью сервиса вроде trainline.com, который взимает с вас небольшую мзду за использование, скажем, семьдесят пять пенсов [75]. Куда они идут? Из приложения trainline ваши семьдесят пять пенсов загружаются в другую компанию, Trainline Holdings Limited, которая владеет приложением trainline. Но эта компания принадлежит другой, которая принадлежит еще одной, и еще одной, и еще одной. Когда ваши семьдесят пять пенсов переходят от одной подставной компании к другой, они путешествуют из Лондона в Джерси и Люксембург, они проверяются рядом центральных банков, пока не попадут в какую-нибудь тихую налоговую гавань. В конце концов они присоединяются к мировому потоку долларизированного финансового капитала, в котором ни правительство, ни парламент, ни народ, ни человеческий разум не смогут их отследить, не говоря уже о регулировании.

Теперь сравните это с криптотрансакцией того типа, который был описан в статье Накамото. Вы сидите перед своим компьютером. Вам не нужен ни банковский счет, ни пластиковая карта, ни номер социального страхования, чтобы идентифицировать себя, не нужна даже учетная запись электронной почты. Вам нужен только закрытый ключ в виде последовательности, казалось бы, случайных символов, которую вы сгенерировали ранее с помощью нескольких простых автоматизированных криптографических шагов. Этот закрытый ключ — всё, что вам нужно, чтобы сделать платеж, отправить деньги на благое дело, даже проголосовать в онлайн-опросе или референдуме [76]. По сути, ваш закрытый ключ — это ваш адрес, банковский счет, паспорт и номер социального страхования, объединенные в одну строку символов, которая существует только на вашем компьютере и известна исключительно вам. Однако в тот момент, когда вы используете его для совершения трансакции, он передается в глобальную сеть компьютеров, принадлежащих таким же людям, как вы. Чтобы трансакция сработала, ее необходимо проверить и записать — так же, как ваш банк проверяет, что у вас есть наличные и что, как только вы их потратили, вы не можете потратить их снова. Разница в том, что вместо того, чтобы доверять проверку вашей трансакции банку или какому-либо другому паразитическому капиталистическому учреждению, проверка выполняется автоматически, такими же компьютерами, как ваш, составляющими эту общую сеть. Эти машины работают совместно, чтобы проверить вашу трансакцию. Они делают это, соревнуясь друг с другом в решении произвольных математических головоломок, цель которых — предложить стимулы владельцам самых быстрых компьютеров, чтобы помочь проверить вашу трансакцию. Машина, которая выигрывает этот конкурс, выигрывает привилегию добавления или записи вашей трансакции в качестве «блока» в длинной записи — известной как блокчейн, — каждой трансакции, совершенной в этой сети. В обмен на эту привилегию победившая машина — и ее владелец — вознаграждаются токеном доказательства работы, небольшим платежом, который может быть использован в сети для будущих трансакций [77].

Привлекательность криптовалюты очевидна: в отличие от безумия, которое начинается в тот момент, когда вы платите за что-либо с помощью банковской карты, трансакция на основе блокчейна кажется демократией в действии. Никто не требует отдать ему его долю. Ни один банк или корпорация не принимают в ней участия. Ни одно государство не отслеживает вашу трансакцию. Ни один облачный капиталист не сохраняет записи о том, что вы купили, когда и у кого. Ваши деньги не проходят безумным маршрутом через десятки посредников, на каждом этапе способствуя накоплению капитала финансистами. Более того, никто не владеет сетью машин, которые помогли завершить вашу трансакцию, и, следовательно, никакие инвесторы не наблюдают за ней, судорожно проверяя, растет ли их пирог и доля облачной ренты вместе с ним, готовые мгновенно изъять свои средства в тот момент, когда доверие к предприятию начнет ослабевать, — не в последнюю очередь потому, что эта облачная сеть не генерирует облачную ренту.

Рождение криптовалюты в 2008 году едва ли могло быть более своевременным. В год, когда капиталистические финансы чуть не погибли от собственной спеси, биткойн стал вдохновением для широкого круга людей, ищущих альтернативы: убежденных либертарианцев, анархистов и социалистов, которые создали движение «Оккупай Уолл-стрит», так называемых киберпанков — адской смеси программистов и специалистов по криптографии, которые были помешаны на вопросах анонимности и конфиденциальности еще с 1980-х. Но вскоре между ними начали появляться трещины, и в конечном счете верх одержала либертарианская фракция криптодвижения. Для них врагом номер один всегда были центральные банки, которые они изображали как своего рода католическую церковь, настаивающую на том, чтобы выступать в качестве посредника между людьми и их священной прибылью, а себя они видели в роли современного Мартина Лютера, провозглашающего протестантскую Реформацию. Таким образом, криптодвижение, изначально привлекавшее и анархистов, и социалистов, превратилось в чрезвычайно нестабильный валютный рынок, на котором любой достаточно разбирающийся в новой технологии блокчейна выпускал свои собственные «монеты», пытаясь раздуть их долларовую стоимость, перед тем как обналичить. Их идеологическое презрение к фиатным или созданным государством деньгам оказалось уловкой для выпуска собственных фиатных денег. К тому времени, как в 2017 году