Мой подросток. Краткий курс выживания для родителей - Лия Валентиновна Шарова

Они обижаются, что мы не знаем «их настоящих», а мы тоже обижаемся, что они «не жалеют», «не заботятся», «не любят».

Почти все, кто прошел курс «Мост», пишут, что общение с подростком очень сильно меняется за какие-то две-три недели. Просто за счет того, что привычный поток критики и приказов мы временно останавливаем, а вместо этого спрашиваем о другом, другими словами. И рассказываем о себе как о личности, а не как о маме/папе.

И дети начинают видеть в нас людей. Живых, интересных, сложных, тонких, классных.

Помню, как я нашла лет в 13 мамин блокнотик с выписанными ею стихами и, обнаружив там Цветаеву, посмотрела на маму совсем другими глазами: надо же, она любит стихи! А не только работает, ругается и смотрит телевизор.

И все диспуты о том, кем нужно быть для подростка – другом или авторитетом, – по сути, об этом. О том, оставаться ли в формальном коридоре общения или расширить его до обычного, в котором вы сами общаетесь с другими близкими людьми. Родители, не особо задумываясь, часто повторяют стереотипные фразы: «А вдруг я расскажу что-то и потеряю авторитет в глазах ребенка? А вдруг я проявлю слабость и он перестанет меня уважать?».

Но речь же не о том, чтобы делиться с ребенком подробностями своей интимной жизни, правда? Не о том, чтобы «позволить себе быть живым человеком» в инфантильном ключе. Не о том, чтобы истерить и рассказывать о своей несостоятельности, взваливать на ребенка свои проблемы с целью, «чтобы проникся и пожалел», совсем нет. Быть взрослым и сильным вовсе не значит быть закрытым и суровым, а «быть собой» не всегда означает быть распущенной инфантильной истеричкой.

Очень хорошо помню один день. Мне 36, я только отошла от очень болезненного расставания после долгих малоприятных отношений. Прошло уже несколько месяцев одиночества, моя собственная жизнь с моими привычками, планами, режимом дня и моими личными, ни от кого не зависящими настроениями потихоньку собралась вокруг меня.

Это был первый опыт одиночества, потому что я всегда была в отношениях – как полная противоположность «венцу безбрачия».

И я привыкла думать, что не умею и не хочу быть одна, что мне нужен кто-то рядом, желательно сильнее «этих слабаков». Нужен кто-то, кто будет меня любить и заботиться обо мне, баловать и беречь. Идеальный партнер мне тогда представлялся этаким архетипическим любовником-отцом: сильным, мудрым, опекающим, уверенным в себе и обязательно в чем-то меня превосходящим.

Надо ли говорить, что я была разочарована: таких не было.

Так вот, в тот день мы с Дашей были в Таиланде, я перевела ее на домашнее обучение в течение года, а сама удаленно работала редактором самого тогда большого турпортала.

Я сидела на террасе дома, смотрела на море, видневшееся вдали.

И вдруг ко мне пришло понимание: я – остров.

Я – тот самый остров стабильности, покоя и радости для нее, доделывающей математику в комнате. Я смотрела на дочь сквозь болтающуюся на ветру тонкую занавеску и чувствовала, как ей, 12-летней, нужен кто-то сильный, мудрый, опекающий, уверенный в себе. Тот, кто будет любить и заботиться, баловать и беречь.

Я – этот остров надежности, который есть и будет всегда. И мне никто не нужен для того, чтобы быть таким островом для ребенка.

Я будто выросла от этого понимания.

Не то чтобы я отняла у себя право на слабость, нет, но именно желание быть слабой, желание быть меньше кого-то, кто рядом, желание быть зависимой – вот это исчезло.

И весь тот день я ощущала в себе эту новую силу: меня уже достаточно. Мне не нужно «еще немного» вырасти, окрепнуть, заработать, научиться.

Я – остров для нее. И я буду такой всегда. И дочь будет знать: что бы с ней ни случилось, всегда есть этот остров любви, принятия, заботы, силы и надежности. Которого никогда не было у меня.

У вас есть такой остров? Или вы – остров для кого-то?

А какой вы на самом деле, каким вас не знает ваш ребенок? О чем он даже не догадывается?

«Мама – это женщина, которая кормит, одевает, говорит “не забудь зонт”, контролирует, напоминает все по 10 раз, ноет или кричит, работает там-то, смотрит по вечерам то-то, любит дачу/винишко/подруг/спорт/поесть, хорошо готовит это и так себе вот это, у них с папой (или у нее без папы) такие-то проблемы.

Мама говорит 14 одинаковых фраз каждый день, задает одни и те же вопросы; всегда бесится, если я то-то и вот то-то; у нее бывает хорошее настроение, когда вот это; в целом она норм, но поменьше бы вот того-то.

Маме не стоит знать о том-то и том-то, да и я бы предпочел не знать о ней то-то и вот то, но случайно услышал пару раз».

Не только мы видим детей через искаженную призму, они нас, пожалуй, знают еще меньше. И мы, как и наши дети, и не думаем поболтать о настоящем себе. Нас, как и их, обижает, что нам никто не задает вопросов о том, что для нас по-настоящему важно.

Мы играем свои роли, а они – свои. Из поколения в поколение. Мы настолько привыкли к этим ролям, что любой разговор по душам с ребенком кажется нам неуместным, несвоевременным, ненужным.

И при этом мы видим, что почти все родители и дети становятся далекими друг другу, непонятными, неприятными, чужими.

Мой чек-лист, возможно, вдохновит вас найти те стороны своей жизни, о которых можно рассказать подростку, чтобы сломать стереотипное представление о себе.

Ваш подросток видит в вас живого человека и неплохо вас знает, если в курсе:

1) с какими мечтами вы уже попрощались, но вам все еще грустно это признавать;

2) чем бы вы занимались, будь у вас много миллионов и вам бы не надо было работать;

3) что всегда поднимает вам настроение, а от чего вы точно можете расплакаться;

4) за что вы по-настоящему себя уважаете;

5) на какие темы вам ужасно сложно говорить и почему;

6) в какой области вы бы хотели быть всемирно известной;

7) как выглядит ваш идеальный день, день-мечта;

8) какие проблемы с матерью вы не решили, за что до сих пор обижены;

9) что для вас «настоящая дружба» и «настоящая любовь»;

10) какую способность вы бы мечтали развить у себя максимально полно;

11) чего вы не добились и почему, что