Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– С такими деньгами уже можно уйти на заслуженный отдых, – с легкой иронией заметил ван Гельдер.

– Воистину! Двести восемьдесят. И шесть нулей за ними.

Тэлбот и ван Гельдер молча переглянулись, потом склонились, чтобы посмотреть на цифры. Через несколько секунд они выпрямились, снова посмотрели друг на друга, затем снова наклонились.

– Двести восемьдесят миллионов долларов, – произнес Тэлбот. – С этим действительно можно уйти в отставку, Винсент.

– Если бы мне удалось выцарапать и отщипнуть малость, я бы мог справиться. Теодор, а вы знаете, где хранятся эти банковские счета? В каких городах и странах?

– О каких-то знаю, потому что он указывает имена и адреса, о каких-то – нет. У второго раздела может быть другой код, которого у меня нет, или он знает эти данные наизусть. Скорее наизусть. У меня нет возможности узнать, где находится по крайней мере половина счетов. Тут просто суммы, и все.

– Вы не могли бы показать нам какие-то из них? – спросил Тэлбот.

– Конечно. – Теодор показал на некоторые записи, перелистнул несколько страниц и указал еще на несколько. – Всего лишь суммы, как я и сказал. Как видите, после каждой записи стоят разные заглавные буквы. Они ничего мне не говорят, но, вероятно, говорят Андропулосу.

Тэлбот снова пролистал страницы:

– Пять букв, всего пять регулярно повторяются: Z, W, V, B и G. Ну что ж. Если бы вы были бережливым гражданином и хотели бы иметь надежную копилку, защищенную от любопытных глаз неприятных сторон, например полиции и налоговых органов, какую страну вы бы выбрали?

– Швейцарию.

– Думаю, такая же далекая от оригинальной мысль пришла в голову Андропулосу – по крайней мере, в отношении половины его активов. Z – это Цюрих. W? Возможно, Винтертур. V? Навскидку не могу сказать.

– Веве? – предположил ван Гельдер. – На Женевском озере.

– Сомневаюсь. Этот город вряд ли можно назвать международным банковским центром. А! Нашел! Не в Швейцарии, но вполне вероятный вариант. Вадуц в княжестве Лихтенштейн. Я не очень разбираюсь в таких вещах, но знаю, что, как только деньги исчезают в хранилищах Вадуца, они никогда больше не всплывают на поверхность. B может означать Берн или Базель – Андропулос, конечно, это знает. G, вероятно, Женева. Ну, как у меня получается, старший помощник?

– Великолепно. Я уверен, что вы правы. Мне бы не хотелось это подчеркивать, но у нас до сих пор нет названий и адресов этих банков.

– Верно. Это удручает, но лишь слегка. У нас есть названия и адреса других банков. У вас же есть список городов, в которых эти банки расположены?

– Мне список не нужен, – ответил Теодор. – Он у меня в голове. Эти банки повсюду – на западе, на востоке и между ними. В таких разных местах, как Майами, Тихуана, Мехико, Богота в Колумбии, Бангкок, Исламабад в Пакистане, Кабул в Афганистане. Кому может прийти в голову мысль прятать деньги в Кабуле? Это выше моего понимания. Страну разрывает на части война, а столицу захватили и теперь контролируют русские.

– Похоже, у Андропулоса друзья повсюду, – заметил Тэлбот. – Почему же бедные русские должны оказаться в стороне? Так, это все?

– Там еще много других городов, – сказал Теодор. – Счета в основном небольшие. Но есть одно исключение. Самый крупный вклад из всех.

– И где же?

– В Вашингтоне, округ Колумбия.

– Что ж. – Тэлбот на несколько минут замолчал. – Что вы об этом думаете, старший помощник?

– Думаю, я уже почти перестал что-либо понимать. Мой разум вроде как взял отпуск. Но глаза мои, можно сказать, все еще работают. Мне кажется, я вижу слабый свет в конце туннеля.

– А я думаю, что, если мы подумаем еще немного, этот слабый свет может превратиться в прожектор. И какая сумма?

– Восемнадцать миллионов долларов.

– Восемнадцать миллионов долларов, – повторил ван Гельдер. – Вот это да! Даже в Вашингтоне, округ Колумбия, можно много чего купить на восемнадцать миллионов долларов.

Глава 6

«Ангелина» выглядела, как бы это сказать помягче, довольно эффектно. У судна водоизмещением восемьдесят тонн, построенного из сосновой древесины, добытой в лесах острова Самос, был ослепительно-белый корпус. С ним резко – некоторые сказали бы, яростно – контрастировал огненно-красный планшир. Широкая посередине и низко посаженная, «Ангелина» имела ярко выраженный расширяющийся нос и корму, а также изогнутый форштевень, выступавший высоко над планширом. Как парусное судно, она была хорошо оборудована гротом со стоячими и балансировочными проушинами, а также двумя стакселями. Если бы все оставалось в таком виде, как при постройке, «Ангелина», этот типичный образец класса «техандири», была бы не только эффектной, но и неоспоримо красивой. К сожалению, этого не случилось.

Ее владелец, профессор Уотерспун, хоть и считал себя традиционалистом, был приверженцем земных удобств. Не удовлетворившись превращением весьма значительного трюма люгера – в конце концов, изначально он был сконструирован как грузовое судно – в каюты и ванные комнаты, он построил на палубе мостик, салон и камбуз, которые, конечно, были функциональными, но заметно нарушали общий эстетический эффект.

Незадолго до десяти утра «Ангелина», вяло, как призрак, идущая под парусами под воздействием ветра мельтеми, который вряд ли можно назвать зефиром[28], пришвартовалась у правого борта «Ариадны». Тэлбот в сопровождении Денхольма спустился по веревочной лестнице, чтобы поприветствовать владельца судна.

Первое впечатление, сложившееся у Тэлбота об Уотерспуне, заключалось в том, что тот совсем не похож ни на профессора, ни на археолога (но надо признать, он понятия не имел, как должен выглядеть профессор или археолог). Уотерспун был высоким, худощавым, с буйной копной волос и сильно загорелым. С его веселым лицом и просторечной манерой говорить он был последним, кого ожидали бы встретить блуждающим по рощам Академии. Ему было явно не больше сорока лет. Его жена, обладательница каштановых волос и смеющихся карих глаз, была лет на десять моложе и, судя по всему, тоже была археологом.

После того как Денхольм представил их друг другу, Тэлбот сказал:

– Я высоко ценю то, что вы откликнулись на нашу просьбу, профессор. Это очень любезно с вашей стороны. И очень смело. Вы понимаете, что существует большая вероятность того, что вы преждевременно окажетесь в мире ином? Лейтенант Денхольм объяснил, насколько это опасно для вас?

– Осторожно и окольными путями. Он стал очень молчаливым с тех пор, как пошел на службу в ВМС.

– Я не пошел. Меня затащили.

– Он упомянул о возможности испариться. Что ж, мне надоело изучать древнюю историю. Куда интереснее историю создавать.

– Этот интерес, увы, может оказаться слишком краткосрочным. Миссис Уотерспун разделяет ваши недолговечные интересы?

– Пожалуйста, называйте меня просто Ангелина. На днях нам пришлось принимать очень чопорную и приличную швейцарскую даму, и она упорно обращалась ко мне как к мадам профессор Уотерспун. Ужасно. Нет, я не могу сказать, что разделяю экстравагантный энтузиазм моего мужа. Но у него есть недостаток, присущий настоящему профессору: он очень рассеянный. Должен же кто-то за ним присматривать.

Тэлбот улыбнулся:

– Печально, что такая молодая и привлекательная дама оказалась в ловушке на всю жизнь. Еще раз большое спасибо вам обоим. Я был бы рад, если бы вы присоединились к нам за обедом. А пока я предоставлю лейтенанту Денхольму объяснить вам все ужасы ситуации, особенно те, с которыми вы столкнетесь за обеденным столом.

– Мрак и уныние, – сказал ван Гельдер. – Нехорошо такой юной и красивой девушке быть угрюмой и унылой. Что случилось, Ирена?

Ирена Шариаль угрюмо, насколько может быть угрюмой такая юная и красивая девушка, смотрела куда-то поверх бортового ограждения «Ариадны».

– Я сейчас не в том настроении, чтобы выслушивать лесть, лейтенант-коммандер ван Гельдер.

– Для вас Винсент. Лесть – это неискренние комплименты. Разве может правда быть лестью? Но вы сказали «не в настроении». Вы не в настроении. Вы взволнованы и расстроены. Что вас беспокоит?

– Ничего.

– Красота не мешает вам лгать. Это вы вряд ли назовете лестью, не так ли?

– Да. – Мимолетная улыбка коснулась зеленых глаз. – Не совсем.

– Я знаю, что вы оказались в очень неприятной ситуации. Но мы все пытаемся извлечь из нее максимум пользы. Или вас расстроило то, что сказали вам родители?

– Вы отлично знаете, что