Кукла на цепочке - Алистер Маклин

так что обошлось и без топлива, и без проблем. В настоящий момент мои люди закрепляют плавучие мешки и заводят стропы под самолет. Удаление крыла дает нам два преимущества – одно незначительное, другое большое. Меньшее из них состоит в том, что при отсутствии этого крыла и двух очень тяжелых реактивных двигателей нам придется поднимать меньший груз, хотя я уверен, что мы могли бы без проблем поднять все. Главное же преимущество в том, что крыло, если бы его оставили на месте, во время подъема зацепилось бы за нижнюю часть «Килхаррана» и фюзеляж наклонился бы под таким острым углом, что доступ к этой проклятой бомбе был бы затруднен или невозможен.

– Прекрасная работа, капитан, – сказал Хокинс. – Но остается еще одна проблема. Когда бомбардировщик поднимут на поверхность, разве вес оставшегося крыла и двух его двигателей не отклонит его так же далеко в другую сторону?

Монтгомери улыбнулся так добродушно и терпеливо, что обычного человека это дико разозлило бы. К счастью, Хокинс не был обычным человеком.

– Никаких проблем, – ответил Монтгомери. – Мы закрепим плавучие мешки и под этим крылом. Когда фюзеляж всплывет, крылья все еще будут под водой – вы же знаете, как низко расположены крылья у современных реактивных самолетов. На первой ступени подъема над водой покажется лишь верхняя часть фюзеляжа – когда мы будем вырезать в нем отверстие над местом расположения бомбы, я хочу, чтобы в этом отделении было как можно больше воды, чтобы рассеять тепло, выделяемое кислородно-ацетиленовым резаком. После того как отверстие в верхней части будет сделано, мы поднимем фюзеляж достаточно высоко, чтобы из него вытекла большая часть воды.

– Сколько времени потребуется, чтобы надуть мешки и поднять самолет на поверхность?

– Час или два. Не могу сказать точно.

– Час или два? – Хокинс даже не попытался скрыть удивление. – Я-то думал, что несколько минут. Вы говорите, что не можете сказать точно. Мне казалось, такие вещи можно просчитать довольно точно.

– Обычно – да. – Солидная сдержанность Монтгомери провоцировала не меньше его доброжелательной терпимости. – Но обычно мы используем дизельные компрессоры. Сейчас же, из уважения к лежащей на дне морском маленькой леди, никаких дизелей. Снова электричество, но с использованием лишь части мощности. Итак, время не определено. Как вы думаете, можно мне еще кофе? – Монтгомери явно счел разговор законченным.

Ван Гельдер постучался в открытую дверь и вошел в каюту, держа в руке сообщение, которое передал Хокинсу:

– Это вам, адмирал. Пришло пару часов назад. Оно не срочное, поэтому я подумал, что не стоит вас из-за него будить.

– Мудрое решение, мой мальчик.

Хокинс прочитал сообщение, широко улыбнулся и передал его Тэлботу. Тот просмотрел сообщение, тоже улыбнулся и прочитал его вслух.

– Так-так, – сказал Тэлбот. – Общаемся запанибрата с президентами. Возможно, сэр, вы все-таки сможете пройти по Пенсильвания-авеню без того, чтобы на вас надели кандалы, или как там с вами хотели бы поступить в этих краях. Что еще важнее, у вас есть критрон и этот великолепный залог сотрудничества. Ваше негодование – более милосердно было бы назвать его расчетливой авантюрой – окупилось. Мне нравится это «повторяю, немедленно». Похоже, у президента есть чувство юмора.

– Это и вправду так. Мы должны быть ему благодарными за личное вмешательство. Очень, очень неплохо. Отмечу, что он требует информацию. Не могли бы вы?..

– Естественно. Конечно, с упором на серьезность и опасность?

– Конечно.

– Еще одна новость, сэр, – сказал ван Гельдер Тэлботу. – У меня только что состоялся интригующий разговор с Иреной Шариаль.

– Могу себе представить. Андропулос и компания сейчас на свободе. Как они себя чувствуют этим прекрасным утром?

– Недружелюбно, сэр. По крайней мере, Андропулос и Александр. Но повар был в прекрасной форме, и они, казалось, немного оттаяли, когда я оставил их болтать по-гречески в присутствии Денхольма, который сидел среди них и не понимал ни слова из того, что они говорят. Ирены там не было.

– О! Поэтому вы, естественно охваченные беспокойством, поспешили в мою каюту, чтобы справиться о ее здоровье.

– Естественно. Я знаю, что вы хотели бы этого от меня, сэр. Судя по всему, она плохо спала и не стала скрывать это. Вид у нее был встревоженный, даже напуганный. Поначалу она довольно неохотно говорила о том, что ее тревожит. Дело в неуместной преданности, я бы так сказал.

– Я бы тоже так сказал, – заметил Тэлбот. – Если бы знал, о чем вы говорите.

– Прошу прощения. Оказалось, она хотела знать, отправлял ли дядя Адам какие-нибудь радиосообщения. Кажется…

– Дядя Адам?

– Адамантиос Андропулос. Не знаю, о чем думали его родители. Так вот, они с подругой – у обеих родители живут в Пирее, и обе они учатся в Афинском университете – имели привычку каждый вечер разговаривать с домашними. Ирена хотела, чтобы родители знали, что они попали в кораблекрушение, но находятся в безопасности на борту английского военного корабля и скоро будут дома.

– Надеюсь, она права, – сказал Хокинс.

– Я тоже, сэр. Я сказал ей, что никаких сообщений никто не отправлял, и предположил, что, поскольку ее дядя бизнесмен – я счел за лучшее не упоминать о нашей осведомленности насчет того, что он не просто бизнесмен, а мультимиллионер, – он хочет сохранить эту историю в секрете, чтобы никто не узнал, что он потерял собственное судно, возможно, по собственной неосторожности. Она сказала, это не оправдывает того, что никто не сообщил о гибели трех членов экипажа «Делоса» их ближайшим родственникам. Видимо, она либо мало что знает о дяде Адаме, либо ее мало волнует то, что она знает. – Ван Гельдер достал из кармана листок бумаги. – Я сказал ей, пусть она напишет сообщение, а я прослежу, чтобы его отправили.

Тэлбот взглянул на листок:

– Оно на греческом. Возможно, этот дядя Адам…

– У нас с вами одинаково отвратительный и подозрительный ум, сэр. Я оторвал Джимми от завтрака. Он сказал, что послание совершенно невинное.

– У меня есть идея получше. Возьмите обеих юных леди в радиорубку. Так они смогут напрямую поговорить с родственниками.

– И там же случайно окажется Джимми?

– У нас, как вы выразились, одинаково отвратительные и подозрительные умы. Но прежде чем вы сделаете это, нам стоит сходить и посмотреть, как дела у нашего последнего новобранца.

– А! Вы о нашем местном криптологе Теодоре.

– Да, о нем. После того как мы с ним встретимся и юные леди поговорят с родственниками, я хочу, чтобы вы отвели Ирену Шариаль в сторонку.

– И вовлек ее в непринужденную беседу?

– Ну а что ж еще? Кажется, их с дядей не назовешь родственными душами, и, естественно, она будет вам весьма благодарна за то, что ей позволили поговорить с родственниками. Выясните все, что сможете, об Андропулосе. Узнайте, что она думает о нем. Посмотрите, что получится узнать про его бизнес. Выясните, кто его деловые контакты и друзья и что она о них думает, если, конечно, она когда-либо встречала кого-либо из них. И было бы очень интересно узнать, куда его приводят путешествия – я не об этом круизе на яхте, в котором она его сопровождала, – и почему они его туда ведут.

– Вы, по сути, просите меня, сэр, засыпать ее хитрыми и коварными вопросами, заманить ее в ловушку, вести себя двулично и вытягивать сведения из ничего не подозревающей милой и невинной девушки?

– Да.

– С удовольствием, сэр.

Теодор оказался жизнерадостным полным мужчиной лет сорока, с бледным лицом и в очках с толстыми линзами – последнее, скорее всего, было следствием того, что он всю жизнь корпел над сложными кодами.

– Вы пришли узнать, как продвигается дело, джентльмены? Рад вам сообщить, что я достиг кое-каких успехов. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отыскать ключ, связь между кодом и «Одиссеей». Эти записи состоят из трех разделов, и сейчас я прошел примерно две трети первого.

– Нашли что-нибудь интересное? – спросил Тэлбот.

– Интересное? Потрясающее, капитан, увлекательное! Выписки о его счетах, банковских активах, если хотите. У него припрятаны деньги – это же так называется, «припрятаны»? – по всему миру. Из чистого интереса по ходу дела я подсчитываю сумму его активов. Он облегчил мне задачу: все записано в долларах США.