Кукла на цепочке - Алистер Маклин

Ван Гельдер действительно это знал – из сообщения Денхольма.

– Да, я понимаю. Когда я встретил вас утром, ваше настроение трудно было назвать веселым. Вас что-то беспокоит. Неужели это такая ужасная тайна, что вы не можете мне ее рассказать?

– Вы пришли сюда вынюхивать, верно?

– Да. Вынюхивать и высматривать. Задавать хитрые, лукавые, коварные вопросы, чтобы вытянуть из вас информацию, о которой вы не подозреваете. – Теперь пришла очередь ван Гельдера выглядеть угрюмо. – Кажется, это у меня не очень получается.

– Я тоже так думаю. Вас послал этот человек, верно?

– Какой человек?

– Теперь вы ведете себя нечестно. Коммандер Тэлбот. Ваш капитан. Холодный человек. Отстраненный. Без чувства юмора.

– Он не холодный и не отстраненный. И у него очень хорошее чувство юмора.

– Я не заметила ни малейших признаков юмора.

– Что-то я не удивлен. – Ван Гельдер перестал улыбаться. – Возможно, он решил, что не стоит тратить на вас время впустую.

– И возможно, он прав. – Кажется, Ирену это не задело. – А возможно, я просто не вижу сейчас поводов для смеха. Но в другом я права. Он далекий и отстраненный. Я встречала уже людей наподобие его.

– Очень в этом сомневаюсь. Точно так же, как сомневаюсь в вашей способности судить о людях. Кажется, это не самая сильная ваша сторона.

– О! – Ирен состроила гримаску. – Никак лесть и обаяние вылетели в окно?

– Я не льщу. И никогда не утверждал, что я обаятельный.

– Я не хотела вас обидеть. Простите. Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть кадровым офицером. Но он живет ради двух вещей – Королевского военно-морского флота и «Ариадны».

– Бедное запутавшееся создание, – сочувственно произнес ван Гельдер. – Но откуда вам было знать? Джон Тэлбот живет ради двух существ – своей дочери и своего сына. Фионе шесть лет, а Джимми – три. Он обожает их. Как и я. Я – их дядя Винсент.

– Ох. – Ирена помолчала несколько мгновений. – А его жена?

– Умерла.

– Мне очень жаль. – Она схватила его за руку. – Сказать, что я не знала, не оправдание. Ну давайте, назовите меня грубиянкой.

– Я не льщу, не очаровываю – и не лгу.

– Но прекрасно умеете делать комплименты. – Ирена убрала руку, облокотилась о поручни и стала смотреть на море. Через некоторое время она сказала, не оборачиваясь: – Это из-за моего дяди Адама, верно?

– Да. Мы не знаем его, не доверяем ему и считаем его очень подозрительным типом. Простите, что я так говорю о вашем самом близком и дорогом человеке.

– Он мне не самый близкий и не самый дорогой. – Она повернулась к ван Гельдеру. В ее голосе и выражении лица не было горячности, самое большее – легкая растерянность. – Это я не знаю его, не доверяю ему и считаю его очень подозрительным типом.

– Если вы не знаете его, что же вы делаете, то есть делали, на борту его яхты?

– Наверное, это тоже выглядит подозрительным. Но это не так. Я могу назвать три причины. Прежде всего, он ведет себя довольно убедительно. Кажется, он искренне любит нашу семью – моих младших брата и сестру и меня, он всегда дарит нам подарки, очень дорогие подарки, и мне показалось невежливым отказаться от его приглашения. К тому же я отчасти была заинтригована, потому что практически ничего не знаю о том, чем он занимается и почему проводит так много времени в других странах. И конечно, мы с Евгенией в душе немного снобы, и нам польстило приглашение покататься на такой дорогой яхте.

– Что ж, достаточно веские причины. Но все равно они не объясняют, почему вы отправились в плавание на его яхте, если он вам не нравится.

– Я не сказала, что он мне не нравится. Я сказала, что я ему не доверяю. Это не одно и то же. И я не испытывала недоверия к нему до этой поездки.

– А почему не доверяете теперь?

– Из-за Александра. – Она притворно вздрогнула. – Вот вы бы поверили Александру?

– Честно говоря, нет.

– И Аристотель не лучше его. Они трое часами о чем-то говорили, обычно в радиорубке. Но если я или Евгения подходила к ним, они прекращали разговор. Почему?

– Ну это очевидно. Они не хотели, чтобы вы услышали, о чем они говорят. Вы когда-нибудь сопровождали его в деловых поездках?

– Силы небесные, нет! – Ирена была искренне поражена этой идеей.

– Даже на «Делосе»?

– До этого я побывала на «Делосе» всего один раз. С моими братом и сестрой. Короткая поездка в Стамбул.

Ван Гельдер подумал, что придет к капитану с сенсационным докладом. Она не знает своего дядю. Она не знает, чем он занимается. Она никогда не путешествовала с ним. И единственная причина, почему она не доверяет ему, – это ее неприязнь к Александру, в чем ее почти наверняка поддержало бы большинство людей, когда-либо встречавших этого человека. Ван Гельдер сделал последнюю попытку:

– Насколько я понимаю, он брат вашей матери?

Ирена кивнула.

– Что она думает о нем?

– Она никогда не говорила о нем плохо. Но она ни о ком не говорит плохо. Она настоящая леди, чудесная мать, не простодушная, но очень доверчивая, и она никогда ни о ком-то не говорит плохо.

– Очевидно, она никогда не встречалась с Александром. А ваш отец?

– Он тоже никогда не говорит о дяде Адаме, но не говорит по-другому, если вы понимаете, о чем я. Мой отец – очень прямой, очень честный человек, очень умный, глава большой строительной компании, всеми уважаемый. Но он не говорит о моем дяде. Я не такая доверчивая, как мама. Я уверена, что отец совершенно не одобряет дядю Адама или дело, которым тот занимается. Или и то и другое. Подозреваю, что они не разговаривали годами. – Ирена пожала плечами и слабо улыбнулась. – Извините, что не была вам полезной. Вы ведь ничего не узнали, верно?

– Почему же, узнал. Я узнал, что могу доверять вам.

На этот раз ее улыбка была теплой, искренней и дружелюбной.

– Вы не льстите, не очаровываете и не лжете. Но вы галантны.

– Да, – сказал ван Гельдер. – Надеюсь, что да.

– Сэр Джон, – сказал президент, – вы поставили меня в чрезвычайно неловкое положение. Я надеюсь, вы понимаете, что я говорю это скорее с печалью, чем с гневом.

– Да, господин президент. Я осознаю это, и мне очень жаль. Вас, конечно, не утешит, что я сам оказался в столь же неловкой ситуации. – Если сэр Джон Трэверс, посол Великобритании в Соединенных Штатах, действительно находился в подобном положении, он никак этого не выказывал. Но сэр Джон был известен во всем дипломатическом мире своей выдержкой, непрошибаемым спокойствием и способностью оставаться совершенно невозмутимым в самых тяжелых и трудных ситуациях. – Я всего лишь мальчик-посыльный. Разве что первого класса.

– Кто, черт возьми, этот Хокинс? – Ричард Холлисон, заместитель главы ФБР, не мог сравниться с сэром Джоном в незыблемой невозмутимости, но держал свой очевидный гнев под контролем. – С чего это вдруг какой-то иностранец поучает Белый дом, Пентагон и ФБР, как им вести свои дела?

– Хокинс – вице-адмирал британского флота. – Генерал был четвертым и последним из присутствующих в кабинете. – Чрезвычайно способный человек. Я не припоминаю ни одного из офицеров флота США, которого я предпочел бы видеть сейчас на месте Хокинса в этой почти невероятной ситуации. И мне не хотелось бы указывать, кто из нас сейчас находится в самом неловком положении. Боюсь, что это прозвучит слишком по-собственнически, но, черт побери, Пентагон – моя забота.

– Ричард Холлисон, – сказал сэр Джон, – я знаю вас уже несколько лет. Я знаю, что ваша репутация жесткого человека уступает лишь вашей репутации человека справедливого. Будьте же справедливы в этой ситуации. Адмиралу Хокинсу, как только что сказал генерал, приходится в данный момент справляться с почти невероятными обстоятельствами, которые, как вы знаете лучше других, предполагают принятие почти невозможных решений. Он никого не учит, как им вести свои дела. Пытаясь донести послание до президента так, чтобы никто в правительстве или Пентагоне не увидел его раньше президента, он решил обойти Пентагон и все стандартные каналы связи. Конечно, в Пентагоне уже известно, что дело расследуется, но Хокинс не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он указывает пальцем в определенную сторону. Если вы хотите поместить кошку к голубям или запустить лису в курятник, вы не станете заранее отправлять