Кукла на цепочке - Алистер Маклин

Я отправился в бывшее жилище Астрид и сделал то, что надо было сделать сразу, – спросил у ближайших соседей, не видели ли они ее утром. Двое видели, и они подтвердили сказанное Дарреллом. Астрид и Джордж с двумя или тремя чемоданами два часа назад садились в такси.

Астрид улетела, и я слегка загрустил – не потому, что она обещала помочь и не помогла, а потому, что она отрезала себе единственный путь к спасению.

Хозяева не убили ее по двум причинам. Они знают, кого я заподозрю в ее гибели, и для них это было бы слишком опасно. Да и нет смысла расправляться с ней, ведь она для них теперь не угроза. Страх, если он достаточно силен, запечатает рот не менее надежно, чем смерть.

Астрид мне нравилась, и я бы хотел увидеть ее счастливой. И винить ее я не мог.

Глава 9

С крыши небоскреба Хавенгебау, что возвышается над гаванью, бесспорно, открываются самые лучшие виды на Амстердам. Но в то утро меня интересовали не красоты столицы, а лишь удобства, которые могла предложить эта точка обзора. Хотя день выдался солнечный, на такой высоте было прохладно и даже над самым морем дул достаточно сильный ветер, чтобы превращать синевато-серые воды в бесформенные табуны белогривых лошадей.

На смотровой площадке толпились туристы, едва ли не каждый с растрепанными ветром волосами, биноклем и фотоаппаратом; и хотя при мне камеры не было, я знал, что ничем не отличаюсь от соседей. Ничем, кроме цели пребывания.

Опираясь локтями на парапет, я смотрел на море. Бинокль де Граафа, лучший из всех, которыми мне довелось попользоваться, в условиях почти идеальной видимости давал четкость, о какой только можно мечтать.

Бинокль был направлен на каботажный пароход водоизмещением порядка тысячи тонн, который приближался к гавани. Еще не успев сфокусировать на нем линзы, я углядел огромные пятна ржавчины на корпусе и развевающийся бельгийский флаг. Подходящим было и время – около полудня.

Я следил за продвижением судна, и мне показалось, что оно идет по более широкой дуге, чем одно или два прибывших до него, и впритирку к буям, обозначающим фарватер. Впрочем, возможно, там была наибольшая глубина.

Когда судно вошло в гавань, я смог прочитать на ржавом носу изрядно обшарпанные буквы: «Марианна». Несомненно, капитан – приверженец пунктуальности, но относится ли он столь же пунктуально к соблюдению законов – вот вопрос.

Я спустился в ресторан. Есть не хотелось, но по опыту пребывания в Амстердаме я знал, что прием пищи здесь нечаст и нерегулярен. О кухне в «Хавенрестараунте» туристы отзывались похвально, и я не сомневаюсь, что она заслуживает такой репутации. Но я не запомнил, что ел на обед в тот день.

К «Турингу» я подъехал в час тридцать, не рассчитывая, что Мэгги и Белинда уже вернулись. Они и не вернулись. Человеку за стойкой я сказал, что подожду в фойе.

Я не очень люблю гостиничные фойе, особенно когда нужно изучать документы вроде тех, что лежали в папке, которую мы взяли у Моргенштерна и Маггенталера. Поэтому дождался, когда освободится пространство за стойкой, поднялся лифтом на четвертый этаж и вошел в номер девушек.

Этот номер был поприличней предыдущего, а диван, который я сразу же опробовал, мягче, но не настолько, чтобы Мэгги и Белинде захотелось радостно кувыркаться на нем. Тем более что первый же кувырок в любую сторону завершился бы ударом о прочную стенку.

Я пролежал на диване больше часа, просматривая счета-фактуры; все они выглядели до зевоты безобидными. Впрочем, одна фирма всплывала с удивительной частотой, и, поскольку ее продукция соответствовала линии моих крепнущих подозрений, я записал ее название и местоположение на карте.

В замке повернулся ключ, вошли Мэгги и Белинда. Первой их реакцией при виде меня было облегчение, но оно тотчас сменилось неприкрытым раздражением.

– Что-то случилось? – мягко спросил я.

– Вы заставили нас поволноваться, – холодно ответила Мэгги. – На ресепшене сказали, что вы нас дожидаетесь в фойе, но вас там не было.

– Мы полчаса прождали, – чуть ли не с горечью произнесла Белинда, – и решили, что вы ушли.

– Я вымотался, нужно было прилечь. Ну вот, я оправдался. Можно теперь спросить, как прошло ваше утро?

– Ну… – Не было похоже, что Мэгги меня простила. – С Астрид нам не повезло…

– Я знаю. Администратор передал мне ваше сообщение. Насчет Астрид не беспокойтесь, она улетела.

– Улетела? – хором переспросили мои помощницы.

– Из страны.

– Из страны?

– В Афины.

– В Афины?

– Девочки! – сказал я. – Давайте отложим этот водевиль на потом. Они с Джорджем сегодня утром вылетели из Схипхола.

– Почему? – спросила Белинда.

– Испугались. С одной стороны – плохие парни, с другой – хороший парень – я. Вот она и решила удрать.

– А как вы узнали, что она удрала? – спросила Мэгги.

– Мне в «Балинове» сказали. – Я воздержался от подробностей: если у девушек еще остались какие-то иллюзии насчет своего доброго шефа, не стоит их развеивать. – И я справился в аэропорту.

– Гм… – Мэгги не впечатлилась моей утренней деятельностью.

Похоже, решила, что это я виноват в бегстве Астрид. Если так, то она, по обыкновению, оказалась права.

– Ладно, кто первая? Белинда или я?

– Сначала это. – Я протянул ей бумажку с цифрами 910020. – Что это значит?

Мэгги посмотрела на листок, перевернула, снова посмотрела.

– Ничего.

– Дай-ка я взгляну, – попросила Белинда. – Люблю разгадывать анаграммы и кроссворды. – И почти сразу же она сказала: – В обратном порядке. Ноль, два, ноль, ноль, один, девять. Два часа ночи, девятнадцатое, то есть завтра.

– Неплохо, – снизошел я до похвалы. – Мне на это понадобилось полчаса.

– И что случится в это время? – с подозрением спросила Мэгги.

– Тот, кто написал эти цифры, забыл пояснить, – ответил я уклончиво, поскольку мне уже надоело беспардонно лгать. – Теперь ты, Мэгги.

– Хорошо. – Она села и разгладила сине-зеленое хлопчатобумажное платье, выглядевшее так, словно изрядно уменьшилось после многократных стирок. – Перед поездкой я надела это новое платье, потому что Труди его раньше не видела, а ветер был сильный, поэтому я повязала на голову шарф и…

– И прихватила темные очки.

– Верно. – Мэгги нелегко было сбить с толку. – Полчаса бродила по парку, уворачиваясь от пенсионеров и колясок. Наконец увидела ее… Вернее, увидела эту толстенную старую… старую…

– …Каргу?

– Каргу. Она была одета, в точности как вы описали. Потом я заметила Труди. В белом с длинными рукавами хлопчатобумажном платье. Ей не сиделось на месте, она бегала и прыгала, точно ягненок. – Сделав паузу, Мэгги задумчиво добавила: – И правда очень красивая девушка.

– Добрая у тебя душа, Мэгги.

Мэгги поняла намек.

– Вскоре они расположились на скамейке. Я села на другую, примерно в тридцати ярдах, и стала листать журнал. Голландский журнал.

– Приятный штрих, – одобрил я.

– Труди заплетала косы этой кукле…

– Что за кукла?

– Которую она принесла, – терпеливо объяснила Мэгги. – Если будете непрестанно перебивать, как я вспомню все детали? Пока она этим занималась, подошел мужчина и сел рядом. Крупный мужчина в черном костюме с воротничком священника, с седыми усами и пышными седыми волосами. По-моему, очень обаятельный джентльмен.

– Не сомневаюсь, что так и есть, – машинально произнес я.

Несложно было представить преподобного Таддеуса Гудбоди во всем его обаянии, способном изменить ему разве что в полтретьего ночи.

– Похоже, он очень понравился Труди. Через одну-две минуты она обняла его за шею и что-то прошептала на ухо. Он притворился, будто шокирован, но именно что притворился, а затем полез в карман и что-то сунул ей в руку. Думаю, деньги.

Подмывало осведомиться, откуда уверенность, что это не шприц, но Мэгги была слишком утонченной для таких вопросов.

– Она встала, держа куклу в охапке, и побежала к фургончику с мороженым. Купила рожок и направилась прямо в мою сторону.

– И ты ушла?

– Я подняла журнал повыше, – с достоинством ответила Мэгги. – Но мне не стоило беспокоиться – она прошла мимо меня к другому фургончику, стоявшему футах в двадцати от моей скамейки.

– Чтобы полюбоваться куклами?

– Как вы узнали? – Мэгги была разочарована.

– В Амстердаме каждый второй фургончик торгует куклами.

– Именно этим она и занялась. Трогала их, гладила. Старый продавец для виду хмурился, но кто