Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

проехал дальше — временно останавливаться у фотоателье запрещено. Максим бросил взгляд на тротуар, на дверь ателье и увидел милицейскую машину и майора Кондратьева, который разговаривал с каким-то мужчиной у входа. Пришлось предъявлять удостоверение, чтобы его пропустили.

— Степан Федорович, что тут у вас происходит?

Оперативник кивнул мужчине, который, скорее всего, был тоже сотрудником МУРа, и, протянув руку Шелестову, ответил, кивнув на ателье:

— Да так, ерунда всякая. Сначала взбаламутили нас, что это ограбление, вот мы и прилетели, а оказалось, что и в кассе денег почти не было, да и толком ничего не взяли. Хулиганство какое-то. Передаем дело районной милиции.

Такое совпадение Шелестову не понравилось. Появилось ощущение, что кто-то параллельно ищет то же, что и он сам, только грубо, со взломом. И что сам Шелестов при этом отстает на шаг от какого-то злоумышленника. Значит, этот кто-то знает о беседе Шелестова, о второй фотографии, сделанной одним и тем же фотографом в одном и том же месте и примерно в одно и то же время. Что хотят скрыть? Учитывая, что Мария Ивановна Егорова могла умереть не от сердечного приступа, а быть отравленной, то и вывод напрашивается, что этот кто-то хочет скрыть тайну, которую НКВД поможет раскрыть эта фотография.

— Степан Федорович, тебя не удивляет, что я здесь очутился в одно с тобой время? — спросил Максим, увлекая Кондратьева через дверь в помещение ателье. — Ты же не думаешь, что я просто катался по Москве и, увидев тебя, решил остановиться и поболтать на досуге о погоде.

— Нет, не думаю, — рассмеялся майор, но глаза его по-прежнему были настороженными. — Значит, это все имеет отношение к вашему делу? Поясните!

— Пошли, нам надо поговорить с одним фотографом, который работает здесь очень много лет. И зовут его Аркадий Самойлов.

— Когда вы, Максим Андреевич, начинаете называть какие-то имена и фамилии, у меня внутри холодеет. Я уже сразу жду очередного трупа. Но на этот раз повезло, жив Самойлов, я только что хотел его допросить. Значит, пошли вместе.

Самойловым оказался невысокий мужчина с добродушным лицом и внимательным взглядом художника. Такое ощущение, что фотограф не умел уже просто смотреть, а сразу оценивал композицию, перспективу, свет. Но все же во взгляде этого мужчины лет сорока чувствовалась какая-то озабоченность. И это Шелестову не понравилось. Слишком часто он стал предвидеть дальнейшие события в этом деле. Хорошо бы еще предвидеть их на шаг пораньше, а не после того, как его незримый противник сделает свой шаг.

— Ну что, Аркадий Валерьевич, давайте теперь с вами пообщаемся, — предложил Кондратьев, входя в комнату. — Это товарищ…

Шелестов незаметно качнул головой, и Кондратьев сразу исправился, поняв, что афишировать сейчас в этом деле НКВД не стоит.

— Этот товарищ — мой коллега, — продолжил майор. — И нам хотелось бы задать вам несколько вопросов. У вас что-то пропало?

Вопрос был в большей степени риторический, потому что и так было понятно, что в этой комнате, которая была своего рода архивом, кто-то основательно и бесцеремонно порылся. Здесь стояли стеллажи, на которых в бумажных пакетах ждали своих заказчиков отпечатанные фотографии, большие ящики, в которых, как в картотеке, по порядку стопками лежали квитанции и черные пакетики с негативами. А у противоположной стены за черной занавеской стоял еще один большой стеллаж. Судя по всему, в нем хранились неполученные фотографии.

Вид у Самойлова был удрученный. Порядок нарушен, квитанции и негативы перепутаны, разбросаны неполученные и готовые к выдаче фотографии.

— Я не знаю пока, — покачал головой фотограф и как-то жалобно посмотрел на милиционеров. — Ума не приложу, как теперь навести тут порядок. Это же не просто вредительство, это изощренное какое-то вредительство. Что тут можно искать?

— Фотографии, я думаю, негативы, — подсказал Шелестов. — Вы же фотоателье! А вот какие и почему, на этот вопрос нам и предстоит ответить.

Кондратьев посмотрел на Максима и не стал вмешиваться в разговор. Майор сразу понял, что у Шелестова есть кое-какие ответы на вопросы, просто он не успел посвятить муровца в суть дела. Видимо, и сам не ожидал, что такое произойдет в фотоателье.

— Скажите, Аркадий Валерьевич, у вас накануне были какие-то странные встречи, разговоры, может быть, клиенты? Расспрашивал ли вас кто-то о каких-то фотографиях, сделанных вами несколько лет назад?

— Нет, — чуть помедлив, ответил Самойлов. — Не припомню такого. Все как обычно, как каждый день.

— Мне кажется, что не все как каждый день, — покачал головой Максим. — Вы помедлили с ответом, значит, что-то вас насторожило, что-то было непонятное. Что вы вспомнили?

— Ну, наверное, — фотограф бросил удивленный взгляд на Шелестова, — человек один все смотрел на меня.

— Что за человек, когда смотрел, откуда?

— Да я не разглядел его. Вчера это было, — пожал плечами фотограф. — Сначала просто несколько раз поймал его взгляд в метро, но не придал этому значения. Бывает, что едет человек, держится за поручень, а сам смотрит куда угодно от скуки. А потом уже здесь, когда я на работу пришел, разглядел. Он через стекло витрины смотрел. А потом исчез.

— Опишите его, — попросил Шелестов. — Во что одет, рост, возраст, внешность.

— Обычный человек, — снова нервно пожал плечами Самойлов. — Возраст… наверное, моего возраста, хотя я не уверен. Высокий. Одет… Шинель на нем без погон, шарф на шее шерстяной и обычная шапка.

«Вот тебе и сюрприз, — подумал Максим. — Зачем этому человеку, который похож по описанию на того, что передал саквояж с взрывчаткой, следить за фотографом? Для этого вполне можно отправить любого подчиненного, если ты резидент немецкой разведки. Ну, пусть не резидент, но не последний человек в его сети. Самому-то зачем? Да только в том случае, если он хотел опознать этого человека. Второй вопрос: а зачем? И тут же рождается ответ — фотограф, фотография, которую делал этот фотограф. И этого человека Самойлов видит впервые. Или, что вероятнее, не помнит его, потому что внешне тот изменился за годы. Значит, они могли быть знакомы или неизвестный узнал Самойлова, хотел убедиться, что это именно он, а не похожий на него человек. В любом случае, эта история из прошлого…»

— Скажите, Аркадий Валерьевич. — Шелестов открыл папку и достал из нее фотографию, полученную сегодня у женщины, которая фотографировалась когда-то с Егоровой. — Вы узнаете это фото?

— Это? Конечно, на нем же Мария Ивановна! — обрадовался фотограф. — Я когда-то был воспитанником интерната, в котором она работала. Замечательный человек! А вторая… кажется, тоже у нас работала, но ее я плохо помню.

— Фотографировали здесь, в этом ателье?

— Да, конечно. Но тогда здесь все было немного по-другому.

— А вот