След у таежной реки - Александр Александрович Тамоников

— После. Переходите сразу к сотрудничеству с японцами.

— Когда японцы вторглись, свои порядки стали заводить. Русские им были очень нужны для шпионажа. Никто на это дело не соглашался, но японцы умеют заставить, с ними не поспоришь. Боялся, что они родителям навредят, да и за свою жизнь боялся, поэтому пошел к ним. Почти девять месяцев прожил в их школе. Адрес — улица Лудяндей, дом шестнадцать. Строго говоря, по этому адресу целая усадьба находится, на ее территории три жилых здания и еще хозяйственные постройки.

— Здорово обустроились! — буркнул под нос Рябцев.

Назаров ничего не говорил, жадно впитывая информацию. Пока что все сказанное соответствовало данным свежей, от 25 июля, разведсводки УНКГБ по Хабаровскому краю, в которой сообщалось и об усадьбе на улице Лудяндей, и о нежелании значительной части русской молодежи шпионить в пользу Японии.

Новое поколение русских в Харбине слабо заражено ядом ненависти к «Совдепии», которым были заражены белоэмигранты. Самураи и их маньчжурские марионетки заинтересованы в разжигании злобы, активно используют белоэмигрантские объединения для промывки мозгов русскому населению Харбина. С этими целями создавались здесь Бюро по делам российских эмигрантов, «Общество согласия», Русское национальное объединение борьбы за правду (которое сами японцы именовали Великим японским союзом справедливости), Русская фашистская партия и несметное множество других органов, союзов, объединений, обществ, движений, которые преследовали одну цель — «единство» граждан под властью марионеточного маньчжурского императора Пу И, но по сути — безоговорочную верность Японии, готовность воевать в японской или маньчжурской армии. Самурайская политика сводилась к простому принципу: что хорошо для Японии, то хорошо и для жителей Маньчжоу-Го, а для Японии хорошо отхватить у Советского Союза Дальний Восток и Южную Сибирь.

Кто-то поддается антисоветской пропаганде, мечтает вернуться в Россию барином, чтобы кутить в роскоши и изгаляться над «черной костью», как надлежит «благородным» господам. И все же таких не столь уж много, молодежь остается по большей части безразлична к идее отомстить большевикам, не желает жертвовать собой ради химер, за которые дрались их родители, и тем более категорически не хочет сложить головы ради японцев. Обычный заводской сторож, сын горняка, бежавшего от зверств колчаковцев, так и явно не испытывал побуждений навредить СССР. Поэтому самураи все чаще принуждают русских к сотрудничеству главным образом силой, путем запугивания.

— Там-то я и познакомился с Филином. — Тягунов перешел к самому интересному. — Наш инструктор. Имени его я не знаю, никто не знал. Кто-то говаривал, мол, Филин прислан в Харбин из Германии, но я не верю. Для показухи соврали, чтобы придать себе значимости, сделать вид, будто известно больше, чем остальным. Курсанты любят трепаться, хлебом не корми. На самом деле ни один из учеников Филина не знал о нем совершенно ничего.

— Филин вел обучение? Чему именно обучал?

— Нет, обучением он не занимался. Только инструктажем, непосредственной подготовкой к операции. От Филина я получил свое задание и готовую легенду: под видом Зайцева Ивана Архиповича приехать в Хабаровск и осмотреть строительство наблюдательного пункта на утесе. Наблюдательному пункту японцы придавали большое значение. Филин в это время осматривал другие объекты города и в случае моего провала должен был меня заменить.

— Зайцев — вымышленная личность?

Тимофееву было видно, что этот вопрос сильно беспокоил Назарова. Николай Иванович хотел непременно опознать останки, найденные дедом Афанасием в ручье.

— Не знаю наверняка. Возможно. Филин заверил, что легенда надежная и документы качественные. С его слов я понял, что за основу легенды взяты данные умершего человека, но могу ошибаться. Несостоявшееся дезертирство Зайцева — точно вымысел, потому что эту часть легенды мне следовало использовать только в том случае, если меня сочтут подозрительным.

— Кому принадлежат вещи красноармейца, которые мы нашли при вас?

— Все вещи выданы Филином перед началом операции.

Назаров перевел взгляд на Тимофеева, старший лейтенант понимающе кивнул. Для придания достоверности образу «дезертира» определенно использовалось личное имущество убитого шпионами Зайцева. Потому-то труп Зайцева бросили в лесу раздетым, хотя могли бы просто забрать документы. Избавились кураторы только от одного предмета — от фотокарточки Насти, чтобы шпион не сел в лужу, отвечая на вопросы о неизвестной девушке. Зато вместо карточки положили поддельное письмо с Камчатки — «карту Зайцева», содержащую зашифрованные географические указания.

— Как вы должны были покинуть Хабаровск?

— В условленном месте в парке меня ждали инструкции. В птичью кормушку на дереве Филин должен был положить записку, и там говорилось бы, что делать дальше. Но записки я так и не получил, поэтому продолжал укрываться в одном из пустующих пакгаузов. Потом, с задержкой, Филин все-таки оставил мне указания. Потребовал срочно отправляться сюда, в Бикин, и вести наблюдение за тем домом, рядом с которым вы меня схватили.

Следовательно, та ночная погоня на берегу Амура велась не за Тягуновым, а за Филином? Назаров и Тимофеев вновь обменялись взглядами. Важную «птичку» упустили чекисты, ничего не скажешь…

— С какой целью организована слежка за домом в Бикине?

— Мне не сообщали. Филин сказал, что здесь остановится очень важный начальник, и я подумал, что планируется что-то серьезное: похищение документов или подслушивание разговоров. Скорее всего, кража каких-то бумаг.

Гораздо более серьезное! Только Тягунов об этом не догадывался. Японцы поступают умно, надо отдать должное. Каждый агент знает не более, чем необходимо для благополучного выполнения миссии. Велели следить за домом — следишь, а зачем — тебя не касается. Логично. Строжайшая секретность повышала шансы операции на успех.

— Почему Бикин, а не другой город? Не Ворошилов, скажем?

— Это не мое решение. Меня срочно сняли с задания в Хабаровске и направили сюда без разъяснений.

— При вас не найдено пистолета. Почему вышли на задание без оружия?

— Оружия мне не выдавали. Моя задача — только наблюдение.

Неизвестный в Хабаровске открыл стрельбу, когда столкнулся с Тимофеевым у перевернутой лодки, под которой агента поджидала автомобильная камера. Не стал бы Тягунов выбрасывать пистолет, пока операция не закончена. Неужели Филин — это другой человек? Получается, что так.

— Опишите внешность Филина.

— На вид лет тридцати — тридцати пяти, среднего роста, худой, не сказать, что крепкий. Волосы русые, очень светлые. Глаза карие, крупный длинный нос, короткие усы. Ноги большие, размер обуви сорок пятый, наверное. Курит. Видимых шрамов нет, других особых примет тоже не заметил. Если только под одеждой, но в баню с нами вместе он не ходил ни разу.

Живописец так не выведет портрет, как справился с ним Тягунов. Описание очень подробное, исключительно точное, благодаря чему опознание Филина проблем не вызовет.

— Что-то болит? Вы ранены? — спросил Назаров, заметив, как пленник расчесывает покрасневшее правое веко. Еще