Улица цвета крови - Александр Александрович Тамоников

— А ты, я смотрю, осведомлен не меньше, чем твой брат, — улыбнулся Шубин.

— Мы вместе с ним работаем, — гордо ответил Анджей. — У брата нет от меня секретов. Я умею хранить тайны и никогда не болтаю языком почем зря. Это я с вами так откровенен, потому что знаю, кто вы, — поспешно добавил он в оправдание тому, что разговорился с Глебом.

— Ну, хорошо. Тогда подскажи мне, удастся ли мне уговорить Ангелику добыть копию письма. Она умеет печатать на машинке?

— Нет, — покачал головой Анджей. — Она вообще почти неграмотная, — махнул он рукой. — Читает, и то с трудом, а уж про то, чтобы печатать на машинке, и говорить нечего.

— Но у пани есть пишущая машинка? — спросил Глеб.

— Есть. Она стоит в библиотеке.

Глеб ненадолго задумался, затем сказал:

— Тогда сделаем вот что. Тебе сейчас нужно будет вызвать Ангелику из дома. Сможешь это сделать?

— Запросто. Я уже так делал несколько раз, когда нужно было…

— Я понял, понял, — торопливо прервал его Шубин, взглянув на часы и определив, что до званого обеда осталось всего сорок минут. — Ты вызови ее не в сад, а пусть она выйдет за ограду, а еще лучше — пусть дойдет до поворота улицы. Там есть сквер. Мне надо с ней познакомиться и поговорить. Приведешь ее ко мне?

— Приведу, — кивнул Анджей, и они с Шубиным вместе дошли до того самого сквера, о котором и говорил Глеб.

Оставшись один, Шубин постарался продумать весь свой разговор со служанкой. Но предстоящая встреча и обед в доме пани Эвы было не единственным, что беспокоило его. Обстановка в городе с каждым часом становилась все напряженней. Самолеты пока еще не бомбили самый центр города, но на улицах по направлению к северо-западу становилось все больше и больше людей, которые стремились покинуть город. Среди гражданских лиц было немало и военных. Это были в основном солдаты, отставшие по каким-то причинам от своих частей или же служившие в полиции города. Из центра, в том числе и по улице Лещинского, ехали автомобили. Иногда проходили и танки, но их было немного.

Глеб видел, как из богатых домов, что стояли на улице Лещинского, выходили люди, нагруженные чемоданами и узлами, выезжали автомобили с вещами. И вся эта человеческая масса двигалась по направлению к Городоцкой или в сторону Яновской улиц, которые вели из города.

«По всей видимости, северо-западный и западный выходы из Львова пока что свободны, — думал Шубин. — А это значит, что наши войска еще не до конца окружили Львов».

Глеб снова мысленно вернулся к тем, кто сейчас в танках, самолетах, у пушек или просто пешим ходом с боями прорывался к городу. Вспомнил о танкистах Слюсаренко, о степенном и рассудительном Коломейце, о расторопном Коле Ревунце, о рыжеволосой Шуре Гороховой и подумал, что неплохо было бы сейчас оказаться рядом с ними и штурмовать город, как ему было привычней всего — в бою, с оружием в руках.

— Вот, я привел ее, — вывел Шубина из задумчивости голос Анджея.

Глеб поднял глаза и невольно улыбнулся. Рядом с подростком стояла Ангелика. Но теперь на ней не было белого передника и строгого форменного платья служанки на ней тоже не было. На ней была надета белая блузка и длинная, почти до пят, юбка. И оттого девушка выглядела еще моложе, и Глеб, если бы не знал, что она старше Анджея, сказал бы, что она его ровесница.

— Пан, говорите, что вы хотели. Я отпросилась буквально на минуту. Пани Эва будет сердиться, если я задержусь дольше, чем обещала… Ой, — вдруг воскликнула она. — А ведь я вас вчера с пани Эвой в саду видела. Вы с ней разговаривали. Я не ошиблась?

— Нет, Ангелика, все так, — стал серьезным Шубин и сразу же перешел к делу. — Вы сегодня на обед ждете гостя, — он чуть склонил голову, глядя в глаза девушке.

— Да, — она в недоумении посмотрела сначала на него, а потом на Анджея.

— Это я должен к вам прийти, — ответил на ее незаданный вопрос Шубин. — Пани Эва любезно пригласила меня в гости. Пригласила как некоего пана Яна Вальчака. Но я хотел поговорить с тобой не об этом. Ты ведь знаешь, вернее, догадываешься, кто я на самом деле?

— Судя по тому, что вы позвали меня через Анджея, то да, догадываюсь, — сдержанно улыбнулась Ангелика.

— Вот и умница. Тогда слушай меня внимательно. Как я понял, у пана Филипковского своя комната в доме?

— Да, и в мои обязанности входит прибирать в этих комнатах. У пани Эвы две служанки — я и Катаржина. Есть еще кухарка, но она никогда не выходит из кухни в комнаты. Есть еще садовник, он же сторож. Вернее, был до сегодняшнего дня. Пани Эва отпустила его по его просьбе, и сегодня он с семьей уедет из города. Кухарка тоже хочет уехать, но ее отпустят только вечером.

— Ты правильно меня поняла, Ангелика, — похвалил сметливую служанку Шубин. — Мне было очень важно узнать, кто останется в доме сегодня днем. Ну, и завтра тоже, — многозначительно посмотрел он на девушку.

— Пан Филипковский сегодня не будет ночевать в доме, — вдруг заявила служанка.

«Какая сообразительная девушка эта Ангелика, — мысленно улыбнулся Шубин. — Не зря Читрус выбрал именно ее в качестве своего осведомителя в доме пани Янишевской».

— Очень хорошо, — довольный сообщением, ответил Глеб. — И последний вопрос. Ты наверняка знаешь, где и что лежит в доме. Не скажешь ли ты, где держит свои бумаги и документы пан Филипковский? У себя в комнате?

— И в комнате, и в библиотеке, — уверенно сообщила девушка. — Я не очень грамотная, — смутившись, призналась она, — поэтому не могу сказать, что именно написано в этих бумагах и письмах, которые лежат в ящике письменного стола в библиотеке.

— А в комнате пана Филипковского какого-нибудь сейфа или что-то вроде потайного хранилища не имеется?

— Нет, в его комнате нет никакого сейфа. И вообще ничего такого в доме у нас нет. Пани Эва держит все свои самые важные документы у себя в спальне, в комоде. А пан Владислав — в основном в библиотеке, как я уже и сказала. Можно мне уже идти? — с беспокойством огляделась девушка.

— Беги, — разрешил Глеб и добавил: — Думаю, что мы сегодня с тобой еще увидимся.

Ангелика спешным шагом ушла.

— Эх, забыл спросить, на каком этаже находится библиотека, — вспомнил вдруг Шубин.

— На втором, — ответил Анджей.

Шубин немного подумал, потом спросил у подростка:

— Слушай, а ты не мог бы нарисовать план