Улица цвета крови - Александр Александрович Тамоников

«Союзники, мать их за ногу, — мысленно усмехнулся Шубин. — Таких союзников иметь — и врагов не надо».

— Вы чего это не пьете чай? — глухо, словно через вату, услышал Глеб вопрос Энтина. — Остыл уже.

— Не хочу я никакого чаю, — вздохнул Шубин в ответ. — Хочу на передовую.

— Да… — с сожалением отозвался и Энтин. — Там сейчас жарко. У меня тоже душа не на месте. Все прислушиваюсь и прислушиваюсь к далекому гулу. Думаю, как там сейчас наши ребята…

Они помолчали.

— Пойду пройдусь, — Глеб встал.

— Давайте-ка и я с вами, — встал следом и Энтин. — Кого мне тут охранять? А вам одному опасно сейчас по городу ходить.

— И ты туда же, — усмехнулся Шубин. — Сейчас в городе всем опасно находиться. Немцам — потому что наши войска на них наступают, полякам — потому что их немцы могут напоследок начать отстреливать при отходе, а о мирных жителях и говорить не стоит. Ладно, скажу: есть у меня уже охрана. Но знать о ней полагается только мне, и больше никому. Понятно? Вернусь ближе к вечеру. А может, только утром. Так что… Ты лучше с Магдой и Яниной останься. В случае чего защитишь женщин.

Энтин подчинился приказу, но Глеб видел, что Виталий был недоволен и даже не стал провожать его до дверей. Он смотрел на Шубина угрюмо и обиженно.

На обед к Янишевской идти было еще рано.

«Как можно оставаться такой спокойной и назначать званый ужин малознакомому человеку, когда не сегодня ночью, так завтра утром в городе начнется сущий ад, и той же Эве надо будет прятаться в подвале дома, чтобы не попасть под обстрел? — размышлял Шубин, шагая по направлению к улице Кохановского. — Эта полька весьма самоуверенна. Или глупа и безрассудна? Если последнее, то мне легко будет склонить ее к тому, чтобы сделать копию письма, надавив на ее любовь к брату. А если нет? Если она не согласится? Ведь, по словам Читруса, Эва ярая националистка и считает Львов польским городом. Тем более что у нее где-то под Львовом было поместье, которое она мечтает вернуть. Что пересилит в этой женщине — любовь к брату или любовь к Польше и к своему богатству?»

В городе было неспокойно. И хотя активных боев на улицах пока что не наблюдалось, но в небе гудели самолеты, и то тут, то там слышались звуки взрывов, а далекая канонада практически не стихала. Особенно ее было слышно на юго-востоке города. Мимо Шубина пробегали люди. Это были и обычные гражданские, и люди в форме. Но не немцы, а, скорее всего, украинцы из охраны администрации дистрикта «Галиция» или поляки, которые работали на немцев и которые теперь, бросив своих хозяев, спешили удрать, чтобы сохранить свои жизни. Стальная волна 4-й танковой армии неизбежно приближалась.

Улица Кохановского, которая находилась практически в центре Львова, бурлила как кипящий котел. Поляки из Сопротивления и АК, объединившись, разбирали баррикады и завалы, готовя улицу к принятию советских войск. Тут же, прямо на улице, раздавались винтовки добровольцам из населения, среди которых Шубин, к своему удивлению, увидел много женщин и подростков. Были даже седовласые старики, но их было немного. Кроме оружия всем выдавались красно-белые повязки, которые тут же повязывались на руку как знак принадлежности к польской армии.

Внезапно среди сновавшего мимо него народа Шубин увидел Маринина и крикнул, позвав его. Тот остановился и, заметив капитана, махнул ему рукой и подбежал.

— А мы тут готовимся к прибытию наших, — махнул он рукой в сторону суетившихся людей.

— Вижу. Я смотрю, у поляков повязки на руках, — заметил Шубин. — Слушай, Маринин. Давай-ка и ты нашим ребятам раздобудь какие-нибудь красные повязки. Насчет флагов пока погоди. Наши возьмут город, тогда этот вопрос и будем решать. А вот насчет повязок ты уже сейчас подсуетись. Пускай видят, что не только поляки в городе хозяева. Мы на это право больше, чем они, имеем.

— Сделаем.

— Ты не знаешь, где Садовский и Роженек?

— Утром они с Филипковским и Червинским в штабе были, а потом куда-то отбыли на машине. Говорят, что в сторону Голоско поехали. Это туда, откуда мы позавчера в город попали. Там поляки развернули наступление и жмут немцев.

— Да-да, я знаю, где это, — ответил Глеб.

— А еще говорят, что со стороны Зеленой наша 29-я мотострелковая бригада уже в город вошла и бойцы АК из 14-го уланского полка, подчиненные Червинскому, им здорово помогают, — рассказывал Маринин новости. И вдруг, словно опомнившись от своего экстаза, замолчал и, оглядев Шубина с ног до головы, удивленно спросил: — А вы чего это, товарищ капитан, в таком костюмчике по улицам ходите? Не ровен час, вас за фашистского приспешника примут и, не задавая вопросов, к стенке поставят. Поляки сейчас всех подозрительных на улицах останавливают и долгих разговоров не ведут.

— Ничего, со мной все в порядке будет, — успокоил Маринина Глеб, но на всякий случай огляделся по сторонам.

Анджея, брата Кацпера, он увидел не сразу. Тот стоял возле здания, где располагался штаб, и, прислонившись к стене, спокойно смотрел на суету вокруг него. На него тоже никто не обращал внимания. Лишь один из проходивших мимо подростка поляков остановился и, пожав пареньку руку, что-то спросил у него. Тот коротко ответил, и поляк, рассмеявшись, зашагал по своим делам.

«Интересно, он один за мной присматривает или есть еще кто-то, кого я пока что не вижу?» — подумал Шубин и автоматически проверил пистолет, который у него был заткнут за пояс.

Распрощавшись с Марининым, Шубин развернулся и направился к центру города. Неторопливо прошел мимо какого-то собора, мимо старинной церкви и, свернув на одну из боковых улочек, неторопливо дошел до парка. В парке, если не считать быстро пробежавших мимо Шубина двух молодых женщин, никого не было. И хотя и сюда доносились звуки боя и грохот канонады, но все же здесь было относительно тихо. Глеб сел на одну из скамеек. Ему надо было подумать.

Никогда ему еще не приходилось выполнять такого задания — раздобыть копию письма, важного для советского командования. Нет, он и раньше, когда ходил в разведку, не раз приводил «языка», который обладал важной информацией, или добывал ценные документы, которые касались расположения частей и операций, проводимых фрицами на передовой. Но теперь перед ним стояла совершенно другая задача. Письмо, которое он должен раздобыть, находилось не в штабе какой-нибудь армии или дивизии, а в частном доме, хозяйкой которого была дама, а не немецкий генерал. Заставить ее силой найти письмо