След у таежной реки - Александр Александрович Тамоников

— Кто такой Филин?

— О нем может больше рассказать его правая рука Игнат Кузьмин. Тот, кого вы приняли за Филина. На самом деле Филином является Павел Тягунов. Он происходит из семьи белоэмигрантов, переехавших в Берлин. Вырос в Германии, там сделал карьеру в спецслужбах. В тридцать шестом году прибыл в Харбин для инструктажа шпионов и диверсантов. Отвечал за их подготовку к действиям на территории СССР. Под руководством Тягунова в Хайларской и Лишучженьской миссиях были созданы ударные отряды диверсантов на случай вторжения в СССР. Сигналом к вторжению должно было послужить убийство генерала Пуркаева, в чем и состояло последнее задание Тягунова.

Выходило, что «пролетарская» биография Павла Тягунова — еще одна легенда. Да сколько же их у него?! Но какая красивая выдумка, явно рассчитанная на большевиков: заводской сторож, сын откатчика на шахте, семья бежала от зверств Колчака. Есть на что купиться. Интересно, Тягунов эту сказку сам сочинил или ему помогал кто-то? Нельзя исключать, что за основу легенды опять взята другая личность, а реальный сторож давным-давно до смерти замучен в застенках Харбинской миссии.

— Когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Тягуновым?

— Мы познакомились заочно. Исаму в том же мае сообщил, что в моей помощи нуждается один русский. Так я стал участвовать в операциях Тягунова: снабжать информацией, готовить конспиративные явки в пустующих домах, снабжать оружием и едой. Виделись мы один раз, связь держим по большей части с помощью записок или по радио.

— Как же так, Леонид? — вырвалось у Назарова.

Ему становилось дурно при попытках мысленно охватить этот нескончаемый поток грязи, интриг, заговоров.

— Не смей меня осуждать! — зашипел Мелентьев. — Меня здесь лагеря ждали. Это ты карьеру делаешь, большие дела раскрываешь и доволен собой. На орден метишь, да?

Любые объяснения и увещевания бесполезны, такого не переубедишь, глаза ему не откроешь. Обиженный на весь белый свет, он рад возненавидеть старого товарища. Предатели вообще обожают считать себя преданными. Поэтому Назаров, не мудрствуя лукаво, в ответ процитировал столь ненавистного Мелентьеву «Теркина»:

— «Нет, ребята, я не гордый, я согласен на медаль».

«Крот» взревел и, подпрыгнув со стула, набросился на капитана, навалился всем телом, принялся душить, не переставая при этом истошно орать. Петракову с Рябцевым пришлось изрядно потрудиться, чтобы оторвать вцепившегося в капитана клещом Мелентьева. Леонид верещал и вырывался даже тогда, когда его повалили на пол.

— До чего же людей Твардовский доводит… — с притворным сочувствием прохрипел Николай Иванович, потирая горло. — Уведите. Продолжим допрос, когда угомонится. Теперь-то он запоет как соловей.

Крикуна уволокли. Его вопли, смешанные с матом, еще долго не утихали. Назаров, распахнув окно, жадно дышал и отпивался горячим чаем. Глотка болела немилосердно. На сердце скребли кошки. Как так получилось, что очевидная другим низость Мелентьева ускользнула от внимания Назарова? Почему карьерист и подлец виделся Назарову достойным и честным человеком?

В кабинет вошел Клавдеич. Видать, услышал о случившемся и захотел проведать старого друга. Постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом налил себе чаю, опять же не проронив ни слова. Разгладил указательным пальцем пышные усы, прежде чем отхлебнуть глоток.

— Знаешь, почему лобовое стекло в машине больше зеркальца заднего вида? — спросил он вдруг и, не дожидаясь ответа, объявил серьезным тоном: — Смотреть назад важно, но важнее видеть то, что впереди.

— Твоя правда, Семен Клавдеич, — согласился Назаров. — Твоя шоферская правда. Что было, то было, а нам надо вперед двигаться.

— К победе! — напомнил Кириллов.

— К победе, — согласился капитан. — Какой ты сегодня глубокомысленный, Клавдеич. Афоризмами сыплешь. Ни дать ни взять, философ.

Кириллов улыбался в усы, попивая кипяток. Оба, не говоря ни слова, глядели то в окно, то в стаканы. Приятно побыть в безмолвной тишине в компании друга, отдавая себя на волю потока мыслей и воспоминаний. Если подумать, то Назаров не помнит, чтобы они с Мелентьевым предавались «дружескому молчанию»: Леонид всегда что-то говорил, что-то злобное, гневное, постоянно ругал или высмеивал кого-то, и Назаров был нужен ему в роли внимательного слушателя, вечно поддакивавшего в силу своей глупости и безоглядной доверчивости.

— Вроде полегчало, — сказал Николай Иванович и потрогал горло рукой. — А раз так, то хватит мне чаи гонять, пора провести новый допрос Тягунова. Как выражаются в кинематографе? «Сцена пятая, дубль десятый». На сей раз поговорим о его сотрудничестве с Мелентьевым.

Капитан распорядился привести шпиона. Минут через пять Рябцев, трясущийся и растерянный, ввалился в дверной проем.

— Повесился…

Оттолкнув сержанта, Назаров выбежал из кабинета. К лестнице, затем на первый этаж, в коридор. Вот и камеры. У двери в камеру Тягунова толпились люди. Петраков при помощи еще двоих ребят удерживал тело, разрезая ножом удавку, свитую из одежды.

Почему-то, когда видишь повесившегося, обращаешь внимание не на сломанную шею, не на жуткое лицо, а на ноги. Ничего другого не видишь, только ноги перед глазами, и не хватает воли оторвать от них взгляда. Есть в этих зависших в воздухе ногах нечто непередаваемо пугающее. Ты просто оцепенел и смотришь. Пусть даже оцепенение твое продлится секунду-другую, а потом ты бегом несешься снимать тело с веревки, все равно внимание твое приковано к этим беспомощно висящим ногам, поглощено ими.

Страшно!

Тягунова сняли, проверили пульс. Сердце не билось. Мертвый, холодный. Ноги, которые так пугали Назарова, успели окоченеть.

Теперь Тягунов ничего не скажет. Он понимал, что его последняя ложь раскроется очень скоро, поэтому воспользовался ею как отсрочкой, чтобы получить запас времени и уйти на своих условиях.

4

Маргарита Дмитриевна хлопотала во дворе, Клавдеич вышел помочь жене. Николай Иванович сидел у них на кухне вместе с Тимофеевым, вспоминая о том, как прошла встреча опергруппы с полковником Шпагиным. Василий Петрович усиленно делал вид, будто недавнего неприятного разговора между ним и Назаровым не было. Капитан тоже не собирался возвращаться к этой грязной истории, тем более что хотелось устроить своей команде праздник. Шпагин лично благодарил ребят, выстроившихся перед ним в ряд вдоль стены в его кабинете. На торжественные слова не скупился, поздравил с блестящим завершением расследования, после чего церемонно пожал всем руки и отпустил, сопроводив пожеланием дальнейших успехов.

— Что тут сказать? — Назаров ладонью пригладил волосы на макушке. — Командиру спасибо за похвалу, конечно, но зазнаваться нам нельзя. Сделали мы далеко не все, что следовало, сам понимаешь. Предстоит еще много трудов положить, чтобы разобраться, какие планы провокаций и диверсий вынашивает против нашей страны военная миссия в Лишучжене. Кроме того, нужно выяснить ее связь с Харбинской миссией.

— А что с Харбинской? — не понял