Отверженный 追放者 Часть V - Александр Орлов

К обеду я достиг высокого утеса и решил забраться на вершину, чтобы сориентироваться. Ещё полчаса потратил на подъем. То, что я увидел с пригорка, мне не понравилось.

— План изначально был дерьмо, — сказала Муза, и её слова унес порыв ветра.

— Да, теперь вижу, — ответил я, наблюдая за бухтой.

Морскую синеву пересекали белые полоски от катеров, что патрулировали залив. Я заметил два судна, но, скорее всего, их было значительно больше. Даже если бы мы с Терадой нашли лодку, мы бы не сбежали, ведь морскую границу тоже контролировал Каин.

— Может быть, ночью появится возможность проскользнуть? — прикидывала Муза. — Не будут же они постоянно туда-сюда курсировать…

— Найдем способ, — заявил я спускаясь.

Угнать лодку и попытаться прорваться в темноте… Этот план был ещё хуже предыдущего. Нужно было окно, в которое я мог бы нырнуть. А времени до собрания клана Одэ остается все меньше…

Раздраженно вздохнув, я продолжил путь. Голова раскалывалась от боли.

* * *

Мы с ней прошли ещё километра полтора, держась подальше от открытых пространств. Регулярный подъем и спуск, подъем и спуск. Из кущи в джунгли, оттуда в чащу, а дебри не кончаются.

У Музы тоже болела голова, а ещё постоянно текла носом кровь. Я старался не думать об этих знаках, предпочитая списать их на усталость. Это не они. Нет, неправда.

— Эй, солнышко, посмотри…– позвала меня Муза.

Хм? Волоча ноги, я пробрался через заросли к ней. Спутница пряталась в траве, на склоне, что-то внимательно разглядывая на земле.

Я присел рядом с ней, изучая отпечаток подошвы на земле.

— Женский след, и что? — пожал я плечами. — Мало ли когда его оставили и кто.

— Отпечаток свежий, — покачала она головой. — Ты видел среди охраны женщин?

— Нет, как и среди заключенных. Хочешь сказать, что рядом гражданские?

Она принюхалась и вдруг встрепенулась. Зрачки в красных радужках расширились, как у кошки, алые волосы мелко затрепетали.

— Ты должен идти по следу! — зашептала она. — Обязан это увидеть!

— Нет, Муза, не сейчас, — попытался я её образумить.

— Поверь, это того стоит, — заявила она и бросилась со склона, исчезнув в зеленом полотне бурной листвы.

Ну и куда ты… Черт.

Я проскользил по грязи вниз, схватился за ствол дерева, чтобы обогнуть глубокую яму, выбрался на еле заметную тропинку. Застыл, прислушиваясь. Нет.

Проклятье. Муза, что ты творишь⁈

Из глубины леса, куда и уходила узкая дорожка, раздавался чарующий знакомый голос. Она пела.

А это всегда означало лишь одно.

Мы же договорились, дура! Никакой охоты, пока не закончим!

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели, по спине пробежала дрожь.

Жадная сучка…

Ладно. Я проверю. Всего лишь гляну одним глазком, кого она там нашла. В конце концов, тропинка такая узкая, что большой отряд по ней пройти не мог. Словно намеренно скрыта в лесу, будто только для своих. Секреты я люблю, они дают возможности.

Я осторожно пошел на зов, прислушиваясь к Фокусу.

Тропка петляла и уходила куда-то вниз, обратно к морю. Чаща быстро редела, ноги сами несли меня по зигзагообразному спуску. Цикады подпевали Музе, будто жуткий хор, слюна на вкус была маленькой и сине-зеленой одновременно. Земля пахла тенью, а солнечный свет больше не обжигал, но будто намочил мою кожу. Алое небо проглядывало сквозь кроны, их листва смеялась надо мной.

Вот почему психопатам нельзя принимать серьезные препараты. Нам и так весело, без них.

Муза сидела на большом камне, подставив лицо морскому бризу, ветер развевал её тонкие одежды, бледные губы пели песню смерти. Увидев меня, она томно улыбнулась и показала пальцем в сторону пляжа.

Я прошел мимо, её голос устремился к воде, и следовал ему. Этот пляж был иным. Каменные глыбы покрывали все пространство до воды, белые валуны мешались с серой скалой, создавая пустынный пейзаж. На границе леса, где тропинка заканчивалась, я заметил одинокую фигуру в армейской куртке. Прямо как у меня.

Обратившись к Фокусу, я распрямил спину и быстро зашагал к человеку, совсем не скрываясь. Выглядел я, конечно, потрепанным, однако пока он поймет, что происходит, все закончится. Он заметил меня издали, я помахал ему рукой и натянул кепку поглубже, чтобы скрыть лицо. Человек нервно оглянулся на пляж, потом побежал ко мне, на лице было возмущение и злость. Я подготовил танто в кармане и дождался, пока он приблизится.

— Это запретная зона, бака! Какого хрена тебе… — Удивление скользнуло по его физиономии, а следом появились подозрительные нотки. — Стой, с тобой все в поря…

Без лишних слов я всадил нож ему в грудь, зажимая рот ладонью. Он успел вскрикнуть, но голос заглушил шум ветра.

Я опустил его на землю и столкнул в овраг, позволяя телу свободно скатиться в кусты. А теперь проверим, что там Каин скрывает даже от своих.

Вот он, витает в воздухе.

Запах.

Вкуснее дорогих вин, дороже красных ковров.

Запах крови в чьих-то венах.

Стараясь идти как можно тише, я продвигался по каменистому плато к морю, услышал голоса за скалистым утесом. Пригнулся и осторожно подобрался к краю, выглянул.

Ветер коснулся моего лица, будто поцелуй Музы.

Забравшись на большой валун, спиной ко мне, стоял человек. Его затылок был выбрит, а волосы на голове окрашены в пепельный блонд. Перед ним стоял штатив с камерой, и он был полностью поглощен съемкой, давая указания актеру.

У воды, на мелкой гальке, лежала девушка со связанными за спиной руками. Лицо её было разбито, по спине стекали красные ручейки от множества порезов, жгуты тоже окрасились алым, как и повязка во рту. На ней лежал полностью голый мужчина, он был толстым, с обвисшими боками, висячими сиськами, и мерзким сальным брюхом. Лицо его закрывала уже знакомая мне маска свиньи. Он делал характерные движения бедрами и хрюкал, и каждый раз, когда подавался вперед, полностью закрывал огромным животом бедра девушки. Его волосатая спина блестела от пота, пальцы-сардельки жадно сжимали бедра жертвы до синяков. Девушка уже почти не стонала, билась лбом о гравий и издавала слабый и монотонный скулеж каждый раз, когда свин подавался вперед.

Рядом с ними сидел обнаженный лысый мужчина, седина на груди выдавала его возраст. В отличии от свина он был неестественно тощ, кожа висела на торчащих ребрах, дряблый живот впал, а на руках и ногах синели