Отверженный 追放者 Часть V - Александр Орлов

Справа от него лежал труп ещё одной девушки, тело было изуродовано и замерло в неестественной позе. Голова её была размозжена камнем, а между лопаток торчал старый ржавый топор.

В оцепенении я не мог ни отвести взгляд от этого действа, ни закрыть глаза. Лишь смотрел, будто бесконечно, как боров наваливается на девушку снова и снова, снова и снова, будто в кошмарном сне.

Все вокруг задрожало, мелко завибрировало, как будто весь мир был готов взорваться на мелкие кусочки. Голова закружилась от этой ряби, море перед глазами поплыло и окрасилось в розовый цвет. В горле застрял сдавленный рык, ногти ломались, царапая гладкий камень.

Я убью их. Убью. Убью. Убью их нахер!!!

Я медленно пошел к ним, сжимая в руке нож, не контролируя себя и не моргая. Зубы стучали как от озноба, голова мелко сотрясалась, как от судороги.

Нет, это не паническая атака и не какой-то приступ. Это ярость. Вся накопившаяся злоба, на которую способен мозг Икари Рио. И это чувство я никогда бы не смог побороть.

У меня такое было раньше. Когда я увидел истерзанную Асуру.

Комочек боли, спрятавшийся под тонкой простыней, закрывающий тонкими пальцами разбитое лицо. Разорванная майка, синие полосы от удара плетью, окровавленное белье, печать позора и слабости на душе.

Я никогда не смогу этого забыть. Кем бы я не был.

Один этот образ полностью стер меня и превратил в иного монстра. Они` вновь проснулся.

Из моих широко открытых глаз катились слезы, но я не моргал. Не мог себе позволить зажмуриться.

Фокус бросал мне детали, — каждую мелочь, что впилась иглами в разум, обжигая его. Блеск бисеринок пота, изогнутый угол пышных губ, сине-красный отпечаток на коже, бордовые пятна на белом камне, слабый стон боли из сдавленного горла.

— А теперь в задницу её, свин! Давай, хватит отлынивать! Сделай суке больно! — командовал режиссер. — Заяц, ты готов? Там дырка свободна!

Я поднял булыжник с земли и с размаху ударил блондина по темечку. Он услышал шаги слишком поздно, с глухим стуком камень врезался ему в череп, и режиссер свалился со своего постамента в нишу между камнями.

Старик в маске зайца увидел меня и вскочил на ноги, свин тоже медленно поворачивал голову. Время замерзло, позволяя течь по нему как мне вздумается. Я прыгнул с вершины к ним, легко перескакивая по глыбам, будто не касаясь их. За секунду пролетел три метра до цели и молнией проскользил мимо, перерезая жиртресту горло. Кровавые брызги из широкой шеи окропили обнаженную спину девушки.

Свин ещё не упал, а я с ходу врезал во впалую грудь зайца ногой. Влетел, как спецназ в окно, да так, что ребра затрещали.

Он упал на спину, застряв в валунах и прижимая руки к солнечному сплетению, его отвратительный рот кусал край маски, издавая свистящий хрип.

Секунду я дико дрожал всем телом, потом с криком прыгнул двумя ногами на эту чертову маску, сминая её и мешая пластик с лицом. С бешеным рыком я втаптывал его рожу в гальку, остервенело и неистово сминая подошвами ботинка хрящи и мясо. Хрясь, хрясь, хрясь, хрясь. Камушки подпрыгивали в воздух от каждого удара, обувь покрыла липкая и густая масса, а я все месил его голову, словно глину.

Когда остановился, передо мной была отвратительная куча фарша в кровавой луже.

И тогда я вернулся к толстому. Он лежал на девчонке, придавив её своей тушей, и кашлял кровью. Прокрутив танто, я вонзил его ему в спину, и потянул к себе, будто гарпуном. Стащил с неё и перевернул, сел коленом ему на шею.

В прорезях свинячьей морды были глаза, наполненные ужасом, он тянул руки к ране на шее, но я не давал. Я протяжно и громко закричал ему в лицо, изливая все свирепое безумие, что рвалось наружу. А потом начал резать.

Резать я умею.

Кровь летела в разные стороны, текла широкими полосами по его круглым бокам, нож поднимался и опускался бесчисленное количество раз, и все это время его визг ласкал мой слух. Не знаю, как он умудрился визжать с перерезанным горлом, но у него неплохо получалось.

Я потрошил его, словно кита, руками вырывал кишки из жирного пуза, кромсал и рубил грудную клетку, пилил хрящи и сухожилия, отбрасывая куски мяса в стороны.

«Нанес более сотни ударов ножом» — написали бы в газетах. Да, именно так это и выглядит на самом деле.

— Хрю-хрю… — рычал я, безостановочно орудуя танто.

Он сдох не от ран, которые я ему нанес, а от болевого шока. Белки его глаз утонули в алом омуте лопнувших капилляров, судорога перекосила рот, да так, что он откусил собственный язык. Я стоял над ним, наблюдая за трудом рук своих, на распахнутую грудную полость, на растерзанное пузо, на месиво из жира и органов.

Я весь был покрыт его кровью, с головы до ног. Его запах въедается в кожу, и от осознания этого, меня замутило. Справившись с позывом, я с омерзением плюнул на его труп и спустился по гальке к воде. Зашел в теплое море, успокаивая скачущее сердце и бунтующий разум. Некоторое время просто стоял, позволяя волнам очистить меня от грязи, потом погрузился с головой, умывая лицо и волосы. Вынырнул и пошел к изнасилованной девушке.

Она перевернулась на бок, руки тянулась вперед, будто она пыталась уползти, но не хватило сил. Дышала с трудом, тихо-тихо.

Я помог ей сесть, оперевшись спиной на горку валунов, срезал путы и вытащил кляп. Сама она сидеть не могла, скорее заняла полулежачую позицию. Я стащил с себя мокрую куртку и прикрыл красное от трения об камни тело.

Проверил зрачки, — расширены, словно затмения. На свет не реагируют, но двигаются, веки опущены, будто она только проснулась. Синие следы от уколов на сгибе локтя и ногах, а также валяющиеся вокруг шприцы не оставляли сомнений в том, что её накачали под завязку.

Красивая. Спутанные волосы ниспадали на щеку, пухлые губы мелко подрагивали в скрытой истерике, как и длинные ресницы.

Я было хотел подняться и посмотреть, нет ли рядом чего, чем можно было бы её привести в чувство, как её пальцы легли на мою руку. Я взглянул в её пьяные глаза и увидел там вселенную. Даже две.

Две черных дыры, заполненных болью.