Звезда героя - Сергей Малинин

во время своего первого визита в эту сверкающую золотом и бриллиантами берлогу Машка совершил ошибку, попытавшись хитрить с господином Коноваловым. У Фиделя Аркадьевича была непроницаемая морда профессионального игрока в покер, и по части хитрости и Машке, и Ивану Одинцову до него было очень и очень далеко.

– Добрый день, – приветливо поздоровался Фидель Аркадьевич. – Это вы меня искали?

– Я от Кита, – повторил Иван, не рассчитывая, что ему поверят, и не особенно в этом нуждаясь.

– От какого кита? – изумился Коновалов.

– Бросьте валять дурака. У Кита неприятности. Он засыпался – вернее, почти засыпался. Дело очень серьезное.

В непроницаемом лице Фиделя Аркадьевича не дрогнул ни один мускул.

– Боюсь, тут какое-то недоразумение, – произнес он. – Я вас совсем не понимаю, но… входите.

Прежде чем переступить порог, Иван оглянулся через плечо. Давешний охранник с мускулатурой, наводившей на мысли о мясном прилавке, сложив руки поверх причинного места и расставив ноги на ширину могучих плеч, стоял в самом начале коридора и не спускал с незваного гостя глаз. У Одинцова опять зачесались кулаки, но он решил не торопиться, напомнив себе, что главные победы в войнах одерживают не генералы и маршалы, а дипломаты.

Кабинет у Фиделя Аркадьевича был просторный и хорошо обставленный, но больше всего в нем Ивану понравилась дверь – массивная, толстая, с набитой на дверную коробку прокладкой из пористой резины, которая препятствовала возникновению сквозняков, не давала двери слишком громко хлопать и, как заподозрил Одинцов, обеспечивала недурную звукоизоляцию – именно то, в чем он сейчас больше всего нуждался.

Пропустив его в кабинет, хозяин плотно прикрыл эту чудо-дверь и сделал приглашающий жест в сторону удобного с виду кресла для посетителей.

– Прошу вас, – сказал он на тот случай, если до Ивана не дошел смысл его пантомимы.

– Благодарю, – вежливо произнес Одинцов, аккуратно взял его двумя пальцами правой руки за острый хрящеватый кадык, а левой не менее аккуратно повернул торчавший в дверном замке ключ.

– Эк… – сказал Фидель Аркадьевич, опасно выпучивая глаза.

По-прежнему держа двумя пальцами за кадык, Иван развернул его в нужном направлении и несильно толкнул. Коновалов замахал руками в тщетной попытке сохранить равновесие и с высокой точностью приземлился задом в то самое кресло, которое только что предлагал Ивану. Он открыл рот с явным намерением позвать на помощь, но Одинцов уже был тут как тут. Он уселся на широкий мягкий подлокотник кресла, ухватил Фиделя Аркадьевича за волосы и, запрокинув его голову, поднес к левому глазу несчастного завмага взятую со стола дорогую чернильную авторучку с золотым пером. Это перо поблескивало в опасной близости от глазного яблока; разглядеть его во всех деталях на таком расстоянии Коновалов, конечно же, не мог, но и того, что он видел, хватило вполне: он передумал кричать, замер и, казалось, даже дышал теперь через раз.

– Мне нужно знать, когда и где состоится сделка, – без предисловий сообщил ему Одинцов.

При этом он с некоторой неловкостью снова вспомнил о превосходстве дипломатов над генералами, но тут же мысленно пожал плечами: не всем же повезло окончить МГИМО! И потом, дипломатия с позиции силы – тоже дипломатия, и притом самая действенная…

– К-какая сделка? – слегка заикаясь, спросил Фидель.

– Между Волошиным и Китом, – дипломатично пояснил Одинцов.

– Не знаю никакого К-кита.

Иван коротко и сильно дернул его за волосы. Фидель болезненно зашипел.

– Чудак, – сказал ему Одинцов. – Я же могу сделать тебе очень больно. А если увлекусь или ты меня по-настоящему разозлишь, то покалечить или даже убить. Все равно ты мне все расскажешь, так зачем же без толку мучиться? Думаешь, хозяин тебя за это похвалит? Нет, не похвалит. Ты все равно его сдашь, а если и не сдашь, ему так и так крышка. Уж ты мне поверь, я сюда не затем приехал, чтоб сказки тебе рассказывать. Спасай свою шкуру, приятель. В этом городе скоро начнется что-то вроде третьей мировой, и в твоих интересах поскорее закончить наш разговор и бежать на поиски укрытия.

– Я вас не понимаю, – сказал Фидель.

Иван убрал золотой «паркер» от его глаза, развернул, не выпуская зажатых в горсти волос, вместе с креслом на сто восемьдесят градусов и неожиданно со страшной силой ударил беднягу лицом об стол.

– Говори! – настаивал Одинцов.

– Чем? – спросил не потерявший чувства юмора Фидель, и это прозвучало как «тсшем?».

Если до встречи с Одинцовым его лицо своей безликостью действительно слегка напоминало новенький презерватив, то теперь при взгляде на него в голову первым делом приходило сравнение с тарелкой макарон, обильно политых кетчупом. На разложенных по столу бумагах осталась слизистая, темно-красная с брызгами клякса.

– Веселый ты парень, – похвалил свою жертву Одинцов и замахнулся.

Фидель порывисто закрылся обеими руками. Из-под скрещенных локтей вдруг послышались какие-то странные хлюпающие звуки, и, приглядевшись, Одинцов со смесью удовлетворения и брезгливости убедился, что Коновалов плачет.

– Говори, – повторил он и, заметив на столике в углу полный кофейник, налил себе кофе в большую фаянсовую кружку с надписью золотом «BOSS».

Примерно через пять минут дверь кабинета распахнулась и с грохотом ударилась о стену, оставив в доставленном из далекого Таиланда страшно дорогом огнеупорном гипсокартоне безобразную вмятину. На глазах у охранника, который по-прежнему бдительно нес вахту в коридоре, из кабинета вышел Одинцов. Он двигался деловито и целеустремленно, волоча за шиворот окровавленное чучело, в котором охранник лишь с огромным трудом узнал своего начальника. От неожиданности охранник даже попятился, но тут же взял себя в руки и потянулся за висевшей на поясе резиновой дубинкой.

Одинцов вышел из коридора в торговый зал и первым делом отшвырнул от себя Коновалова, будто тюк тряпья. Несчастный заведующий рухнул на стеклянный прилавок и сполз оттуда на пол в водопаде стекла и обручальных колец с бриллиантами. Ситуация не стала бы яснее, даже если бы Иван вышел из кабинета, держа над головой плакат с подробным изложением программы своих действий на ближайшие несколько минут.

В воздухе с негромким свистом мелькнула резиновая дубинка охранника. Сам охранник промелькнул в воздухе мгновением позже. В отличие от дубинки, летел он без свиста, зато его приземление наделало-таки шума, поскольку в конце траектории мускулистая туша завсегдатая тренажерных залов въехала в стеклянную витрину, где были выставлены колье, серьги и диадемы общей стоимостью около полутора миллионов долларов США. Оглушительный вой и кряканье перекрыли звон бьющегося стекла и дробный стук бриллиантов по мраморному полу – это включилась охранная сигнализация, которая, по идее, должна была защищать витрину от взлома.

Дублируя автоматику, кто-то из испуганно присевших за прилавками «пингвинов» нажал