Секрет австрийского штруделя - Анна Акимцева

– Это мы чуть позже с тобой обсудим, – показательно миролюбиво проворковала Давиденко, а потом, помедлив, немного извиняясь, она поведала мне, что Алекс, такой душевный мужчина, сильно переживает за меня и несколько раз звонил, справлялся о моем сыне.

– Он очень, понимаешь Ульяна, очень просил номер твоего телефона, дабы лично предложить свою помощь… Прости меня, дорогая, но номер я назвала, – поняв по паузе, что я собираюсь с мыслями, чтобы выразить свое негодование, Давиденко тотчас торопливо продолжила. – Не фырчи пожалуйста в трубку. Ничего страшного не произойдет, если ты вежливо поговоришь с профессором и поблагодаришь за беспокойство. Простая любезность и ничего больше. Ты же знаешь, впечатление о стране, это в первую очередь впечатление о ее людях.

«Ох ты, какие высокие материи пошли в ход. Эк, Вас занесло, Надежда Николаевна», – подумалось мне. И я собралась произнести эту мысль вслух, правда, в более вежливой форме, но Давиденко, как будто предвидя мое недовольство, скороговоркой закричала в трубку, как бы обращаясь к внуку:

– Николай не трогай нож! Извини дорогая, внук на кухне хозяйничает. Не могу больше говорить. Целую тебя. Созвонимся завтра, – закончила она разговор.

***

Домой я добралась к шести часам вечера, радуясь, что сохранила присутствие духа и не рассказала про Максима маме. Иначе ее инфаркта мне было бы не избежать.

Хотелось в душ, есть, а потом просто лежать на диване, радуясь кондиционеру.

Едва въехала во двор дома, заметила странное бурление людей, около своего, седьмого подъезда, а на парковке нашего двора два автомобиля с характерной окраской и надписью «Следственный комитет».

Народу было ощутимо много, многоголосный гул разносился по округе. По всему выходило, что в доме произошло нечто серьезное, причем именно в моем подъезде.

Припарковавшись, тихонечко проскользнула мимо толпы, отметив про себя странные косые взгляды, бросаемые на меня соседями, и, побежала на свой третий этаж.

На лестничной площадке третьего этажа мне открылась поразительная картина. Пять женщин почтенного возраста, известные в нашем доме как Совет дома, злобно ругаясь, норовили заглянуть в открытую дверь моей квартиры. Вход им преграждали два полицейских. Они, карикатурно расставив руки, теснили женщин к лифту.

Я так растерялась, что на всякий случай посмотрела на номер этажа, выведенный черной краской около электрического щитка. Все верно – этаж мой. Потом перевела взгляд на квартиры соседей. Никаких сомнений, открыта моя дверь а и это в нее ломится толпа озлобленных бабусек.

– Что тут происходит? – грозно спросила я, двинувшись на полицейских. – Кто открыл мою квартиру?

Мое появление вызвало у, пытавшихся прорваться в мою квартиру, женщин небольшой ступор. Они ошеломленно смотрели на меня, словно перед ними материализовалось приведение.

– Явилась! – выйдя из оцепенения быстрее всех остальных, выкрикнула одна из женщин, указав на меня костылем, на который еще пару секунд назад опиралась. – Ловите ее!

Размахивая костылем, женщина кинулась ко мне, вцепилась в руку и потащила в сторону квартиры.

Опомнились и остальные. Разъяренные бабуськи хватали меня за руки, пихали в сторону двери, а потом одна из них ударила какой-то авоськой по голове.

Мне казалось, что я попала в буйное отделение психиатрической больницы, ни как не меньше. Я упиралась, старалась отодрать от себя десяток впившихся в меня рук, за что получила по голове еще раз.

Полицейские, до моего появления, бодро теснившие бабулек от двери, тут явно растерялись. Они не пытались мне помочь, а просто стояли, перекрывая собой вход в квартиру.

Я уже собралась заорать со всей силы и дать старушкам отпор, не взирая на их преклонный возраст, как раздался зычный мужской голос.

– Прекратить! Прекратить немедленно! Стрелять буду! – закричал появившийся из моей квартиры молодой мужчина в форме следственного комитета.

Бабки перестали тянуть меня в разные стороны, и попятились к лифту.

– Быстро в квартиру, – крикнул мне мужчина и, заметив мою оторопь, схватив за руку, втащил за дверь.

Это было правильным решением, потому как бабки из оцепенения вышли ощутимо быстро и попытались вновь накинуться на меня.

– Вы – хозяйка квартиры, – не задавал вопрос, а именно констатировал факт мужчина в форме.

Я на автомате кивнула и собралась спросить, что же происходит в квартире в отсутствие хозяйки, то есть меня. Даже рот открыла и… тут же клацнула зубами от испуга.

Посредине моего, пока пустого от мебели коридора, неловко привалившись к не распакованным коробкам с вещами, ничком лежала …женщина. Она была так близко, всего в шаге от меня. Ситцевое платье, ярко бирюзового цвета, вернее не платье, а халат, стоптанные тапочки на сухих старческих ногах, остатки седых волос, собранные в куцый хвостик. А еще взгляд мой остановился на лежащих рядом очках, в роговой оправе, с куском бельевой резинки вместо одной из дужек.

Лица женщины было не видно, но и так не оставалось никаких сомнений, что в моем коридоре сейчас лежит Храпова Маргарита Степановна, старшая по нашему дому. Ну, или как она себя гордо называет – управдом.

А еще не было никаких сомнений, что Храпова …не живая.

Увиденное, да после пережитого сегодня днем, было для меня слишком. Ноги мои подкосились, голова закружилась, стараясь не упасть, я привалилась к входной двери.

– Знаете ее? – спросил внимательно наблюдавший за моей реакцией мужчина в форме следственного комитета.

Я не произнесла ни слова, лишь нервно кивнула головой.

***

Не стоит думать, что меня тотчас схватили за руки, надели наручники, и, в худших традициях сериалов, отправили в КПЗ.

Вовсе нет.

Мужичина в форме, представился следователем, назвался Федором Ивановичем, а потом осторожно проводил меня в мою же кухню, усадил за стол, предложил воды. Тут-то я, наконец, заметила, что в квартире моей находится целая следственная бригада и понятые.

Сотрудники споро делали свое дело, на моих глазах составлялся протокол, осматривалось тело несчастной старушки.

У меня взяли объяснение, выверяя поминутно мое передвижение, начинания со времени отъезда к Давиденко. Федор Иванович удостоверился, что на моем телефоне имеется вызов, известивший меня о травме Максима.

Потом последовал звонок Давиденко, в больницу города Перово и тренеру моего сына. Из моей машины, с понятыми, из числа буйствовавших, на моей лестничной площадке бабулек, был изъят видеорегистратор.

Надо сказать, что после звонка Давиденко, работать следователю стало попросту невмоготу. Мне показалось, что его телефон раскалился от количества звонков от начальства, требовавших отчета и уверения в том, что он не собирается задерживать гражданку Маркову.

После пятого звонка Федор Иванович на вызовы отвечать перестал, лишь неодобрительно посматривал, то на меня, то на вибрировавший телефонный аппарат.

Давиденко звонила и мне.