Секрет австрийского штруделя - Анна Акимцева

Ситуацию контролировала, рвалась приехать на выручку. Я благодарила ее, радуясь такой поддержке, но просила не тревожиться, никому из знакомых, Боже упаси, моим родственникам, ничего не сообщать.

Федор Иванович вел себя со мной учтиво, на мой вопрос как же все произошло, кратко рассказал, что нашего самоназванного управдома, ближе к обеду принятлись разыскивать подружки, названивая ей на мобильный.

Так уж случилось, что одна из активисток, та самая, что угрожала мне костылем, проживает в моем, седьмом подъезде, но на втором этаже. Выйдя на поиски своей подруги, бабуся с костылем, чутким ухом услышала, что где-то играет рингтон, установленный на телефоне Храповой. Рингтон характерный, если я не ошибаюсь, мелодия из «Бригады». Пойдя на звук, бабуля добрела до моей квартиры, заметила, что дверь приоткрыта, толкнула ее…и узрела тело Храповой.

После непродолжительных охов и криков, старушка взяла себя в руки и позвонила в полицию, а следом и активу дома, объявив экстренный сбор.

– А…почему…, – странно глупо произнесла я. Вообще-то я собиралась спросить, что делала Храпова в моей квартире, и почему ее тут убили, но подумала, что следователю делиться такой информацией не полагается и замолчала. Но Федор Иванович проявил чудеса сообразительности и понял мой вопрос.

– У Вас там две коробки выпотрошены, вещи валяются, да и сейф вскрыть пытались. Главная версия: Вас выманили звонком о сыне, хотели обнести квартиру. Но, очевидно, Храпова заметила вора, и, то ли решила его вспугнуть, то ли самостоятельно задержать, – тут Федор Иванович нервно скривился и развел руками. – Кричала, наверное. Вот ее …и остановили.

Потом я осмотрела распотрошённые коробки, вывернутые из ящиков комода и раскиданные вещи. Меня просили составить список похищенного.

Я кинулась к сейфу, где хранится мое малочисленное золото. Он был прикручен к стене, в комнате, которая в будущем должна была стать моей спальней. Но пока железный ящик здесь единственный представитель мебели. Дверцу сейфа действительно пытались отогнуть, но он стойко выдержал и не посрамил свое гордое название.

Перебрав вещи в сейфе, в шкафу, отметив, что мои шубы вору явно не понравились, бегло оглядела вскрытые коробки и предположила, что, скорее всего, у меня ничего не успели украсть. Храпова, как не прискорбно это говорить, своей жизнью защитила мое добро.

К одиннадцати часам вечера в моей квартире никого не осталось. Только жуткий бардак напоминал о происшествии.

Вы когда-нибудь ночевали к квартире, где несколько часов назад убили человека? Нет? А вот я таким опытом теперь обладаю. Жутко, неприятно, но другого варианта мне в тот момент в голову не пришло.

С большим трудом я разыскала, забившегося под самую нижнюю полку в кладовке кота, покормила, погладила, пытаясь привести в чувство зашуганное животное.

Потом переставила в коридоре ящики с вещами так, чтобы закрыть место, где лежало тело Храповой, осторожно собрала все раскиданные вещи и, неаккуратной кучей сложила их в комнате Максима.

Оттягивая момент, когда нужно будет лечь спать, я помыла пол во всей квартире, протерла мебель, забаррикадировала входную дверь кухонным столом, установила на нем ведро со шваброй, включила электричество во всех комнатах, а потом, закутавшись в плед, прилегла ни диван, не сводя взгляда с двери в коридор.

Я заснула лишь, когда ранний июньский рассвет во всю разгорался на небе и вскочила, едва петух в соседнем доме, издал свой первый утренний крик.

Глава 3. Понедельник.

На работу я, как обычно, опоздала. Не знаю, как у меня это получается, но приехать во время, к восьми утра, для меня категорически невозможная задача.

Вот и сегодня, несмотря на раннюю побудку, стремление побыстрее убраться из квартиры, я все равно вышла из дома, осознавая, что приехать во время не получиться.

Добираясь по утренним пробкам к офису, я вдруг отчетливо поняла, что жить в квартире, где убили человека – не смогу. Как вычеркнуть из памяти скорчившееся тело старушки в моем коридоре, чужих людей, осматривающих, трогающих мои вещи, заглядывающих в шкафы и сумки, словно в душу?

Да и самозваный актив дома, те самые бабуськи, что с боем прорывались вчера в мою квартиру, житья мне не дадут.

Как там шипела мне в след их заводила с костылем? «Прокляну! Могильной земли подкину. Водой с покойника умоешься!» Бр, бр, бр…

Необходимо что-то делать… Впрочем… делать тут можно только одно – продавать квартиру. Жаль, очень жаль. Квартира мне нравилась. Ремонт и обстановка были выстраданы. Да и не продать теперь мое жилье за приличные деньги. Предполагаю, что недвижимость с трупами в анамнезе продается с очень большой скидкой.

От этих мыслей на душе стало до того муторно, что захотелось немедленно дать объявление о продаже и поехать не в офис, а в квартиру, заново упаковывать вещи, которые успела разложить по новым шкафам.

Но… осуществить эту идею сегодня явно не получиться. После обеда назначено рассмотрение в суде довольно долгоиграющего дела, а поэтому сначала еду в офис, готовлюсь, а потом в суд.

По крайней мере, план у меня был такой.

***

О том, что юрист "Авангарда" стала жертвой жестокого розыгрыша, безопасник этого самого "Авангарда" – Дмитрий Матвеевич Смирнов, узнал рано утром в понедельник, едва переступив порог конторы.

Известила его о происшествии директор, проявив не дюжую осведомленность о жизни своих подчиненных.

– Ты займись, уж, этим вопросом, Дмитрий Матвеевич, – настойчиво попросила она, – разыщи «шутника».

По мнению Смирнова, произошедшее с Марковой, не имело никакого отношения к кругу профессиональных интересов службы безопасности строительной фирмы, а больше напоминало месть отвергнутого и обиженного воздыхателя.

Но с начальством безопасник решил не спорить, тем более, что мысль аккуратно установить "виновника торжества", появилась и у самого Смирнова, едва он услышал новость.

– Не верю я, в безобидные, но злые розыгрыши, – принялась объяснять Страхова. – Ты понимаешь, Ульянка умеет себе и врагов и завистников наживать. Но те враги хлипковаты для такой комбинации. Таким проще колесо у машины проколоть, или стекло разбить, чем так все усложнять.

Смирнов, проработавший в полиции без малого двадцать лет, точно знал, что из-за обиды, а тем более отчаянной зависти, люди, порой, идут не только на жестокие шутки, но и самые лютые преступления.

Но он об этом говорить не стал, а наоборот, заверил Страхову, что прямо сегодня и разъяснит шутников.

– Так вот, я и подумала, – словно не замечая его согласия, продолжала директор, – а если Ульяне таким способом угрожают?

"Зачем?" – чуть не вырвалось у Смирнова. Но тут же, от осознания сказанного, его словно холодной волной окатило. Стало стыдно. Получается, он на гражданской службе расслабился.