Четвертая подсказка - Кацухиро Го

Торговый автомат, который должен был быть, исчез. Исчезли и люди, ожидавшие поезда. Они рухнули. Некоторые взлетели на воздух и упали на рельсы. Крики. Бегающие во все стороны люди, неподвижно стоящие в прострации люди. Так же, как и Юкари, направляющие на других свои камеры люди.

Вокруг Юкари были и те, кто жаловался на боль. Слышались голоса, зовущие на помощь. Люди были ранены осколками разорвавшегося торгового автомата. С опозданием Юкари подумала, что она, к удивлению, осталась цела. Девушка находилась у торгового автомата со стороны линии Собу – прямо напротив автомата, но боль нигде не чувствовалась.

Тут Юкари заметила, что рядом с ее коленями и прямо под смартфоном, который она держала в руке, валяется темно-зеленая куртка. Это был тот самый старик, он лежал на спине. А-а-а… Юкари зажала себе рот. На теле старика образовалось много мелких вмятин. Из них текла кровь. Он стал ее щитом, и поэтому Юкари осталась цела.

Старик с неизвестным Юкари именем царапал свою грудь правой рукой, глаза его были пусты; он слегка постанывал. Из его рта шла пена, ужасно лился пот. Кожа стала темно-синей. «Что надо делать?» – спросила себя Юкари. Ответа она не знала. «Боюсь, если сделаю что-то не так, меня привлекут к ответственности…»

К платформе линии Яманотэ приближался поезд. Раздался звук экстренного торможения. Шум и крики становились все громче. Люди, собиравшиеся помочь тем, кто упал на рельсы, колебались, не зная, что делать. Ни у кого не было возможности оказать помощь старику. «Конечно, и у меня самой нет такой возможности. Бежать отсюда? Оставить его? Или…» Юкари посмотрела вниз на лежавшего старика, после чего навела на него камеру своего смартфона.

* * *

У главного входа тоже толпились представители СМИ. Граждане напирали. Из агитационных машин доносились громкие речи. Возникла пробка, и у машин не было никакой возможности двигаться дальше.

Идзуцу, сидевший за рулем полицейской машины без опознавательных знаков, остановил ее на обочине и произнес: «Пойдемте». Идзуцу собирался отстегнуть ремень безопасности, но в этот момент Тодороки схватил его за руку.

– Ты подождешь меня здесь, – произнес он. Идзуцу с изумлением посмотрел на него. – Вероятность успеть невелика. Нет необходимости нам обоим подвергать себя опасности.

– Вы это всерьез говорите?

– Если мы пойдем вместе, вероятность успеха вырастет незначительно. Ради этого нет смысла подвергать жизнь риску.

– Вроде бы в этом и состоит наша работа?

– Да. Но это всего лишь работа. – Тодороки отвел взгляд от Идзуцу.

В машине воцарилась тишина. Казалось, что шумиха снаружи происходит где-то очень далеко.

Цуруку наверняка действует. Сообщение Руйкэ уже послано. Сообщение краткое, но он такой человек, который наверняка правильно поймет его смысл.

В глазах Идзуцу, смотревших на Тодороки, то появлялся, то исчезал страх. Тодороки подумал, что, наверное, в сознании Идзуцу сейчас проносится картина, которую тот увидел в шерхаусе. Конкретная «смерть» – не слово и не понятие – надвигалась на Идзуцу как реальное чувство.

– Оставайся здесь. Это приказ.

«Меня не жалко, – подумал Тодороки. – Все равно мое сердце парализовано. Я – бесполезная деревянная кукла. А Идзуцу – нормальный человек. Он порядочный и способный сыщик, которого жалко будет потерять… Кукла с мертвым сердцем способна только на то, чтобы выполнять приказы. Она выполняет их как робот, а когда случаются неудачи, только бормочет: “Ну да, ясно”. Нет необходимости даже думать о том, кого из нас следует принести в жертву как пешку, и о том, какой выбор будет более эффективным. И все же… Чьим именно приказам я подчиняюсь сейчас? Приказам закона? Закона о региональных служащих [71]? Внутреннего устава полицейской службы? Приказам морали? О том, каким должен быть человек?»

– Это приказ… Другого варианта, кроме как подчиниться, у тебя нет.

– Что это вы вдруг? – с насмешкой произнес Идзуцу. – Нарушали правила, как хотели, самовольничали… Вам ли говорить?

– Да, именно так. Самовольничал. Передо мной стояла загадка, я ее решил. Мне хотелось доказать, что я смог ее разгадать, вот я и принял самовольное решение. Только и всего.

– Хотите в одиночку изобразить из себя крутого?

– Это самодовольство. Эгоизм человека, думающего только о себе.

– Так называемый «образ жизни во всем его безобразии»?

Тодороки был застигнут врасплох. Пальцы, державшие руку Идзуцу, ослабли, и в этот момент Идзуцу, отстегнув ремень безопасности, выпрыгнул из машины, с силой ударив ногами по земле.

Одновременно оторвался со своего сиденья и Тодороки – и побежал следом за Идзуцу. Им двигали рефлексы. Не задумываясь, он проскочил сквозь скопление стоявших в пробке машин и пересек дорогу. Температура тела поднялась, вернулся забытый страх. Страх смерти. Отзвуки детонации. Однако ноги Тодороки и не думали останавливаться.

У входной двери была жуткая давка. Сотрудники кричали: «Здесь больше нет места!» В ответ звучало: «Идите к черту! Решили бросить нас на произвол судьбы?»

Тодороки пробивался сквозь раздававшиеся вокруг гневные крики. Его толкнули, он пошатнулся, его снова пихнули. «Черт, больно же!» – донеслась ругань Идзуцу.

Тодороки был зажат со всех сторон и не мог даже шевельнуться. Он задыхался. В небе кружил вертолет. «Интересно, это зрелище тоже транслируют по всей стране? Где-то какие-то люди наблюдают за происходящим здесь? Как они смотрят на эту неприглядную картину? Сочувствуют ли? Сопереживают ли? Поражаются ли? Смеются ли?..

Стечение обстоятельств, а вовсе не моя сила воли, бросило меня сюда. В конце концов, я с риском для жизни пытаюсь защитить других только потому, что это приказ. Никаких других причин нет.

Прямо в следующее мгновение где-нибудь в отделении может произойти взрыв. Кто-то может погибнуть. Что я тогда почувствую? Сожаление? Разочарование? Смогу ли по-настоящему испытать скорбь? По-настоящему…

Хасэбэ испытывал скорбь. Он ненавидел зверские преступления и оплакивал жертв. Именно поэтому в нем плодились желания… Или я ошибаюсь? Может быть, все было наоборот? Может быть, у него были такие желания, и поэтому он хотел их скрыть, именно поэтому ему надо было их отрицать и именно поэтому он надел на себя тогу поборника добра и справедливости? Желая скрыть свое истинное лицо, вырабатывал в себе многократно большее, чем у других, чувство справедливости?

И что в этом плохого?»

Тодороки настойчиво напирал. Бросал вызов морю людей. Нет, не успеть… Предчувствие превращалось в уверенность. Но это не причина, чтобы не идти вперед. «Где-то какие-то люди поражаются, смеются. Это тоже не причина. Приказы, которые меня подгоняют? Получается, что в конечном счете… – Прокладывая себе путь, Тодороки думал: – В конечном счете я всего лишь подчиняюсь. Это приказ, который откуда-то, но пришел. Я подчиняюсь сомнительному приказу от неизвестного отправителя».

– Пропустите! – закричал