Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов

Коноплев поглядел на узкие плечики Кеши, на его цыплячью грудь и усмехнулся. Нет, недаром так расхрабрился Кеша. Знает, что драка с обидчиками зазнобы ему не угрожает.

Пока Коноплев вел неторопливый разговор с Кешей, лейтенант Тихонов побывал у того дома, расспросил Кешиных соседей о его житье-бытье. Узнал следующее. Живет Кеша один. Свою восемнадцатиметровую комнату превратил в студию звукозаписи. Какой только аппаратуры там нет! И магнитофоны, и проигрыватели, и усилители, и акустические системы — все иностранных марок. С помощью этой техники Кеша зарабатывает себе на жизнь — переписывает с пластинок на магнитофонные кассеты самые модные мелодии и продает их втридорога молодым меломанам.

— Руки у парня золотые, а голова дурная: все что ни зарабатывает, все пропивает, путается со всякими подозрительными личностями, — со вздохом сказала соседка.

Тихонов попросил ее назвать кого-либо из Кешиных друзей. Старушка сказала:

— Есть у него один… Геннадием зовут. Дружат они. Кеша ему даже комнату ремонтировать помог. С обоями и клеем все носились…

Тихонов насторожился:

— Обои? Какие обои? Когда это было? Соседка призадумалась:

— Да месяца три назад.

Однажды, вернувшись из магазина, она застала Кешу в коридоре. Стоя на табурете, он доставал с полок банку «Бустилата» — клея для обоев. Она спросила Кешу: «Что, соседушка, надумал ремонт делать? Небось грязи в квартиру натащишь!» Он ответил: «Не бойтесь, это не я ремонт затеял, а мой кореш… Голубков. Обои раздобыл, а клея нет… Надо помочь…»

Утром солиста ансамбля «Поющие гитары» Геннадия Голубкова разбудил звонок в дверь. Парень с трудом очнулся от владевшего им оцепенения. Накануне «Поющие гитары» с успехом выступили на студенческом вечере, после этого, как водится, сильно выпили, и теперь у Геннадия раскалывалась голова.

«Кого это черт принес в такую рань?» — пробормотал он и, как был, в трусах и майке, нечесаный и немытый, поплелся открывать дверь.

— Кто там?!

— Повестка.

— Какая там повестка…

Геннадий распахнул дверь и вздрогнул, увидев милиционера. Да не простого, а лейтенанта.

— Вам надлежит расписаться в получении, — протягивая ему повестку, проговорил Тихонов.

— А ручка у вас есть?

— Увы, нет, — отвечал лейтенант.

Шариковая ручка у Тихонова имелась, но он этот факт утаил. И не без умысла.

— Сейчас, — буркнул Геннадий и зашлепал босыми ногами в глубину квартиры. В спальне он подобрал свалившийся со стула пиджак, начал шарить по карманам. Отыскал авторучку, поднял глаза и увидел стоявшего в дверях лейтенанта. Тот внимательно оглядывал жилище Голубкова.

— Миленькие обои, — сказал Тихонов.

— А я вас, кажется, в гости не приглашал! — сердито проговорил Геннадий.

— Извините, — вежливо ответил лейтенант и, взяв из рук Голубкова корешок повестки, козырнул и двинулся к выходу:

— Так вы не забудьте, завтра к десяти.

— А по какому делу? — с тревогой спросил Геннадий.

Вежливый лейтенант ответил:

— Точно не знаю.

— А почему на Петровку, а не в отделение?

— Там вам скажут…

После ухода лейтенанта Голубков бросился к телефону и принялся названивать Кеше Иткину. То, что он услышал, насторожило его.

— Вчера ушел и не возвращался, — сказала соседка.

«Может, у своей Любки заночевал», — успокаивая себя, подумал Голубков. Поплелся в ванную и сунул голову под холодную воду. Но лучше бы он этого не делал. Стоило ему сбросить с себя путы алкоголя и сна, как им овладел страх.

Вернувшись в управление лейтенант Тихонов немедленно отыскал Коноплева и доложил:

— Спальня Голубкова оклеена теми же самыми обоями, что и комната в строении № 13.

Подполковник усмехнулся:

— А у этого гитариста крепкие нервы. Я бы в такой спальне глаз не сомкнул, а он ничего, дрыхнет.

Подполковник задумался. Ясно: расследование убийства Лукошко вступает в завершающую стадию. Тут особенно важно действовать быстро, решительно. Но вместе с тем осторожно. Один неверный шаг — и с таким трудом возведенное здание может рухнуть. И не столь уж важно, что под его обломками окажется погребенной его, Коноплева, репутация. Опаснее другое — преступник, словно хищная рыба, отыскавшая прореху в сети, вырвется на волю, и ищи-свищи… Все придется начинать сначала.

Поэтому Коноплев еще раз все тщательно взвесил, а потом уж только отправился к следователю Ерохину.

— Предлагаю срочно задержать Иткина и Голубкова! — сказал он.

— А вы готовы предъявить обвинение? — спросил тот, хотя не хуже подполковника знал, что пока доказательств для обвинения маловато. — Учтите, я на фу-фу работать не привык.

— Какое там фу-фу, — усмехнувшись, проговорил Коноплев. У него было кое-что припасено для следователя. Медленно и четко выговаривая слова, он произнес: — На обоях комнаты, где было совершено убийство, обнаружены отпечатки пальцев. Они идентифицированы с отпечатками пальцев Геннадия Голубкова.

— Так… — только и сказал Ерохин.

В тот же день Голубков и Иткин были заключены под стражу, как подозреваемые в совершении тяжкого уголовного преступления. Иткина задержали на квартире его подружки Любы.

Допросы шли с утра и до вечера. Но картина преступления прояснялась медленно, луч следствия выхватывал только некоторые детали, целое же по-прежнему оставалось укрытым от глаз.

Геннадий Голубков показал: три месяца назад, а точнее, 30 марта его приятель Иткин обратился к нему с просьбой оклеить обоями комнату в строении № 13 по Казачьему переулку. По словам Кеши, дом уже покинут жильцами, однако сносить его пока не собираются. Есть возможность некоторое время использовать помещение в своих целях. Однако комната страшно запущена, в нее войти страшно, не мешало бы освежить.

Получив от Кеши 60 рублей, Голубков на часть суммы накупил обоев, а остальное удержал за работу.

На вопрос, знал ли он, что в этой комнате совершено преступление и что он фактически принял участие в сокрытии его следов, Голубков заявил, что понятия об этом не имеет и не верит, что Кеша Иткин мог втравить его в эту грязную историю.

— Оклеивая комнату, вы не могли не обратить внимания на пятна крови, — сказал Сомов. — Они были всюду — на стенах, старых обоях, мебели…

— Никакой крови я не видел! — истерично выкрикнул Голубков. — Старые обои до моего приезда были кем-то оборваны. Мебель укрыта газетами.

Сомов попробовал припугнуть Голубкова:

— Ваши увертки не помогут. У нас есть все основания предполагать, что вы имели самое непосредственное отношение к преступлению, следы которого пытались скрыть.

Голубков побледнел, но присутствия духа не потерял:

— Никаких оснований подозревать меня в совершении преступления у вас нет! Весь март я отсутствовал в городе, вместе с ансамблем был на гастролях в Костроме. В Москву вернулся только 30 марта. О своем приезде сообщил по телефону Иткину, чтобы он встретил меня с машиной. Мы заехали ко мне домой, оставили вещи, после чего поехали за обоями. Из Костромы я не отлучался ни на