Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов

— Уж не с Митей ли? — не удержался, съязвил Булыжный.

— Лишь бы не с господом богом, — не оборачиваясь, ответил Кеша. Он остановил машину у перекрестка.

Иван и его спутник стояли на краю тротуара, пережидая, когда светофор остановит поток транспорта. Голубков резко толкнул его:

— Двигай!

Булыжный торопливо шагнул, не заметив, что на светофоре все еще светится красная табличка: «Стойте!» Оступился и, потеряв равновесие, полетел прямо под колеса стремительно мчавшегося вдоль самой бровки тротуара панелевоза.

Коноплев, нахмурившись, спросил Тихонова:

— Насмерть?

— Жив, товарищ подполковник. Однако в сознание так и не пришел. Находится в коматозном состоянии.

— Несчастный случай?

— Он, по всей видимости, в кафе «Лира» торопился. Говорят, сильно баловался коньячком.

— Так что же он, по-вашему, от нетерпения под колеса сиганул? Если бы после кафе, я бы еще понял. А то ведь — до. Вещи его обследовали?

— Вот.

Тихонов положил на стол паспорт, кошелек, аккуратно сложенный лист городской газеты. Обратил внимание подполковника на сделанную в уголке карандашную запись — «Казачий, 13».

— Адрес вроде бы знакомый, — задумчиво произнес Николай Иванович. — Мне кажется, там проживает кто-то из свидетелей, привлекавшихся по этому делу. Постарайтесь выяснить — кто именно. А я пока пройду к следователю Ерохину. Сообщу о случившемся. Он и так уж обижается, что мы не держим его в курсе…

МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Неожиданно на Москву налетел то ли циклон, то ли антициклон, натянул над крышами провисшую от обилия влаги серую холстину, намочил и сделал черным и скользким асфальт, а по переулку и дворам развел слякоть и грязь.

Пока ехали по Большой Полянке, было еще ничего, надо только держать дистанцию. А то зазеваешься, вовремя не нажмешь на тормоза — и с грохотом уткнешься носом в бампер передней машины, внезапно замершей у светофора. Скользко!

А свернули в переулок — новая беда: колеса запрыгали по булыжникам, и рессоры не помогли, того и гляди затылком крышу прошибешь. Ох уж эти московские переулки! Обогнешь угол нового многоэтажного дома и словно перенесешься на сто лет назад: мостовая узкая, извилистая, домики двухэтажные, с обвалившейся штукатуркой, вровень с тротуарами — утопленные в землю оконца полуподвалов; поднимешь голову кверху и видишь на фоне свинцово-тусклого неба горбатые буро-красные крыши, сверкающие жестяными заплатами… А строение № 13 и того хуже: миновали маслянисто-черную миргородскую лужу, а там — дом не дом, сарай не сарай, а что-то низенькое, кособокое, с кривоватым окошком… Вот тебе и строение!

— Его давно уже снести должны были. Да почему-то дело затянулось, — сообщил Коноплеву лейтенант Тихонов. — Однако жильцы уже выехали. И осторожно добавил: — По данным ЖЭКа.

— Верь больше этим данным… — недоверчиво хмыкнул Сомов и потрогал в кармане ребристую рукоять пистолета.

Выяснилось, что в строении всего две квартиры. Двери одной из них были распахнуты настежь. Повсюду валялись вороха бумаги, какие-то тряпки, ведерко без дна, красный резиновый мячик с вмятиной на боку и кукла без головы.

Дверь в другую квартиру, на которой мелом была крупно выведена цифра 2, оказалась закрытой. Они переглянулись. Техник-смотритель, которого предусмотрительно прихватили из ЖЭКа, отворил дверь:

— Товарищи понятые! Входите!

Коноплев сразу отметил про себя, что квартира не выглядела покинутой. На плите стоял чайник, на гвозде у раковины висело засаленное полотенце, в темном углу гудел счетчик, отсчитывая киловатты, в уборной журчала вода, безостановочно вытекая из бака…

Коноплеву почудилось: вот сейчас раздадутся шаркающие шаги и навстречу на своих кривоватых ногах выйдет бывший оперный певец Петр Антонович. Николай Иванович даже мысленно представил себе, как тот будет одет: старые сандалии на босу ногу, полосатые штаны от пижамы, на плечах — просторная ночная рубашка довоенного образца с крупными желтыми пуговицами.

Видение это возникло на миг и исчезло. Петр Антонович не появлялся.

Сомов подналег на дверь, ведущую в комнату. Она отворилась, огласив квартиру резким неприятным скрипом. На них пахнуло спертым сладковато-затхлым воздухом. Маленькое окошко пропускало скудный свет, позволявший разглядеть убогий скарб: топчан, небрежно застланный серым солдатским одеялом; на полках книжного шкафчика, превращенного в буфет, — разномастные чашки, стаканы с трещинками и выбоинами; пузырек корвалола, рядом с ним маленькая рюмочка.

Но все это они разглядели потом, когда начали планомерный осмотр комнаты, а сначала их взгляды приковал к себе диван с ярко-зеленой новой обивкой, почему-то стоявший поперек комнаты.

Он казался залетной птицей в ярком оперении, по ошибке попавшей на чужое, бедное и разоренное гнездовье!

— Это он! — воскликнул Сомов. — Из гарнитура «Лейпциг», ГДР! Точно такой же, как у Марины Белой…

— Вы уверены?

— Еще бы! Мне да не знать! Сколько магазинов обегал. Он мне по ночам снится.

— Обратите внимание на обои, — сказал Тихонов. — Свежие, по всей видимости недавно наклеенные. Между тем с чего бы, кажется, браться за ремонт, когда не сегодня-завтра дом снесут и извольте пожаловать в новую квартиру?

— И пол… Недавно циклевали… — проговорил Сомов.

— Что-то я не пойму, — сказал Коноплев технику-смотрителю. — Старик здесь еще живет или уже переехал на новую квартиру?

— Переехал, — почему-то усмехнулся тот. — Да только не в новую квартиру, а в Матросскую Тишину.

— Матросскую Тишину?

— Да. Что-то у него с мозгами того… — он покрутил пальцем у виска.

— И давно это случилось?

— Месяца полтора назад… Я потому знаю, что у Петра Антоновича за квартиру с марта не плачено.

— А вы не знаете случайно, кто его отправил в эту Матросскую Тишину?

Техник-смотритель пожал плечами:

— В этой квартире кроме старика была только одна жилица — Марья Игнатьевна, да она еще зимой померла.

Чем дальше продвигался осмотр комнаты Петра Антоновича, тем мрачнее становился Коноплев. В душе у него крепло убеждение, что Лукошко и его спутница встретили свой последний миг именно здесь, в этой жалкой комнатенке, под этим низким, в ржавых водяных потеках потолком. Они сидели на этом зеленом, неизвестно откуда и как появившемся здесь диване, не подозревая о том страшном, что случатся с ними через секунду.

В пользу этой догадки говорило многое: и уединенность старого, покинутого жильцами, домика, и неожиданная, скорее всего, кем-то подстроенная отправка престарелого актера в больницу, и ремонт, наспех произведенный совсем недавно. Этот ремонт выглядел бы бессмысленным, если бы не имел целью сокрытие следов преступления. Второпях обои были наклеены кое-как, полотна не совпадали по рисунку, края внизу у плинтусов были обрезаны косо и криво… Циклевка тоже была сделана крайне небрежно. Возле зеленого дивана пол тщательно выскоблен, хоть сейчас лаком покрывай, а в других местах — грязный, затоптанный.

— Тихонов! — распорядился подполковник. — Отдерите пару плинтусов, взломайте несколько плиток паркета — и немедля на