Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

Моя Библия не сохранилась.

В классе мы достали все из парт, сняли со стен все наши рисунки — теперь они казались нам детской мазней, хранить такое было стыдно, и мы свалили их грудой, чтобы мистер Армстронг потом сжег. Туда же отправили и тетрадки: больше они нам не понадобятся. В открытые окна уже тянуло дымом от бочки для мусора.

— И напоследок, — объявила миссис Прайс, — автографы!

Настала долгожданная минута — нам не терпелось осквернить школьную форму. Из года в год мы смотрели, как выпускники в последний школьный день пишут друг у друга на рубашках и блузках, а теперь пришел и наш черед, и миссис Прайс раздала нам несмываемые маркеры. Девчонки расстегнули лямки сарафанов, мальчишки выправили из брюк рубашки, и мы стали писать друг другу на прощание: “Удачи”, “Дружба навек”, “Увидимся”. Я оставила на рукаве у Доми затейливую монограмму, а он что-то нацарапал у меня сзади на воротнике — я не видела, лишь чувствовала приятную щекотку от маркера. О кражах никто и не вспомнил, и я почти уверилась, что все хорошо: на моей блузке расписались все до одного, начиная с миссис Прайс, а девчонки со слезами вешались мне на шею и клялись, что никогда меня не забудут, а я обещала не забывать их, — глупости, ведь все мы шли в одну и ту же школу старшей ступени. Прозвенел последний звонок, и мы выбежали из класса и понеслись по школьному двору навстречу удивительному лету, а миссис Прайс в это время собирала все, что решили сжечь.

А дома я сняла школьную блузку и прочла послания на спине. Никогда их не забуду:

Ненавижу тебя, Джастина.

Воровка, гадина.

Чтоб ты сдохла.

Трепло.

Убейся!

Я скомкала блузку и затолкала подальше в шкаф, сжалась в комок на постели, зажмурилась, но по-прежнему видела перед глазами эти слова. Слышала их, как слышала в школе — когда их шептали Эми в классе, выкрикивали ей вслед на площадке, шипели в гулкие ливневые трубы, а бетонные своды отзывались эхом. Почему я за нее не вступилась? Почему, даже заподозрив в воровстве миссис Прайс, я все равно не защитила лучшую подругу?

Нет, заподозрила — не то слово. Знала. Я все знала.

А следом за этой мыслью пришла другая, давняя, неотвязная: увидеть бы записку Эми. Она могла обвинить Мелиссу, Рэчел, Карла, Паулу и всю компанию, но точно не меня. А это кое-что значило бы, да? Было бы доказательством.

Я надела шорты и футболку, переложила ручку с парома из кармана школьной формы в карман шорт. На кухне громыхал посудой дядя Филип. Дождавшись часа, когда должны вернуться из лавки родители Эми, я на бегу с ним попрощалась и пустилась на велосипеде вниз по склону, к дому Эми.

Палисадник совсем зарос, на нестриженом газоне буйно желтели одуванчики. На мой стук вышел Дэвид, братишка Эми. Бросился ко мне через порог и обнял, прижался.

— Джастина! Джастина! Поиграем в шарики? Или в “змейки-лесенки”?

— Привет, Дэвид, — отозвалась я. — Как дела?

— Ногу поцарапал. — Он показал мне пластырь на ноге.

— Сильно болит?

— Не очень. Терпеть можно.

— Дэвид! — позвала миссис Фан, а потом вышла на порог, и мне захотелось броситься ей навстречу, как бросился ко мне Дэвид. — Что тебе нужно? — спросила она.

Воровка, гадина.

Трепло.

Убейся!

Разве не слышала эти слова в школе и миссис Прайс? Разве не лежит и на ней вина?

— Я видела краденое, — вырвалось у меня. — Она все держала под замком, но я все равно видела. Ключ она прятала за зеркалом.

— Какой ключ? Что ты такое говоришь?

— Я у нее в доме убираю, — начала я снова. — У миссис Прайс. У нее есть запертая комната, я туда пробралась и видела там все краденое. Значит, это не Эми.

Кажется, я ждала, что миссис Фан меня поблагодарит, но она только сказала:

— Ясное дело, не Эми.

Тут вышел и мистер Фан.

— Джастина, — сказал он устало, — шла бы ты домой. Пойдем, Дэвид.

— Я нашла у миссис Прайс дома краденое, — выпалила я. — Она все спрятала в гостевой комнате под замком, а Эми назвала воровкой. Это все она.

Да, все она виновата — она.

Мистер Фан внимательно смотрел на меня, рука его застыла на ручке двери.

— Ты еще кому-нибудь говорила?

— Сказала Доми — Доминику Фостеру, моему другу. И мистеру Чизхолму.

— Эрик, — миссис Фан покачала головой, — какая теперь разница?

Но мистер Фан будто не слышал.

— А что сказал мистер Чизхолм?

— Он... он не поверил. А потом мы поехали к ней домой, и в комнате ничего не было.

— Ничего?

— Она, наверное, обо всем догадалась. Не знаю. У меня был приступ, и я все помню как в тумане, но помню, что я видела в той комнате.

— Джастина, ты не сочиняешь?

— Нет!

Мистер Фан повернул дверную ручку. И впустил меня в дом.

Пока я сидела на диване, они переговаривались в соседней комнате на китайском. Дэвид включил телевизор:

— Что будем смотреть? Выбирай. — Он уткнулся мне в бок и ждал ответа, но я сидела застывшая, прислушиваясь к голосам его родителей, глядя на Богиню милосердия в белом венце.

Вскоре они зашли, подсели к нам.

— Дэвид, иди к себе, поиграй, — велела миссис Фан.

— Но мы хотели посмотреть телевизор!

— Попозже. Иди поиграй.

Они дождались, чтобы Дэвид ушел наверх, и миссис Фан начала:

— Эми нам сказала, что миссис Прайс на ее глазах украла из лавки чай. И надо было сообщить в школу — мистеру Чизхолму, — но мы решили обойтись без скандала. Думали, так будет лучше.

— А мне она сказала, что вам ничего не говорила, — отозвалась я.

— Нам она сказала спустя много времени, — ответила миссис Фан. — Вы тогда уже были врозь.

Я закусила губу.

— Но ты-то знала? — спросил мистер Фан.

Я задумалась, что ответить. Тяжело было признаться, что я не поверила Эми — не хотела верить.

— Зря мы не пошли к мистеру Чизхолму, — вздохнул мистер Фан. — А потом, когда Эми сказала, что банкой чая не обошлось, надо было пойти в полицию. Эми просила, умоляла. Но мы решили: дотянем до конца года, не стоит поднимать шум... — Голос его прервался.

— Простите меня, простите! — сказала я. — Мне ее так не хватает. Как бы я хотела все исправить. Мне без нее так плохо. — Я закрыла лицо руками, а миссис Фан гладила меня по спине. — Скажите... — начала я. — Скажите, пожалуйста, можно взглянуть на ее записку?

Миссис Фан вздохнула, овеяв мне щеку своим дыханием.

— Ладно.

Вдвоем они пошли наверх за запиской, слышно было, как они ходят надо мной, и от их шагов подрагивала люстра. В углу влажно блестел черный лакированный “стоглазый” шкафчик. Я вглядывалась в иероглифы, пытаясь разгадать их смысл. Гора? Дом? Окно? Вода? И мелькнула дичайшая мысль: вдруг Эми там, внутри, вдруг там спрятано ее тело, и если открыть верхний ящик, то блеснут ее черные волосы, а если заглянуть в средний, то забелеет ее рука? И я подошла, взялась за одну из тонких медных ручек — гладкую, как монетка, прохладную, словно рыбка, — заглянула внутрь и не увидела