Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий

В первую же ночь по получении высочайшего дозволения было арестовано более 30 человек, в том числе известный атаман Яков Зуев и своеобразный летописец воровской Москвы беглый солдат Алексей Соловьев.

Это он, Соловьев, увидев в пытошной Ваньку, закричал:

— Каин! Предал нас…

Так у Ивана Осипова появилась позорная кличка. А ему — что с гуся вода. За два следующих года им были пойманы 109 мошенников, 37 воров, 52 укрывателя воров, 60 скупщиков краденого, 42 беглых солдата, 18 конокрадов, обнаружено два склада с ружьями. Каин знал в Москве все ходы-выходы, каждый притон, каждую ночлежку, на него «работала» целая сеть осведомителей, в том числе и первый его наставник Камчатка. Ни одно убийство в Москве в это время не оставалось нераскрытым!

Если бы Осипов и дальше действовал в том же духе, его можно было бы сравнивать с французом Видоком, бывшим каторжником, за несколько месяцев очистившим от уголовников Париж. Но дурная натура взяла свое: Каин вновь ступил на кривую дорожку. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что у этой перемены, как и у нововведений в преступный промысел, автором которых стал Ванька, были экономические, хотя и сугубо личные, причины.

Двурушник

Как Ванька ни старался, из московского начальства никто ему доброго слова не сказал. Но Бог с ними, с наградами и почестями, ему не платили, вот что заедало! Доходило до смешного — Каин из собственных скудных средств расплачивался со своими «тайными агентами». Что делать?

Ванька стал принимать от воров взятки — чтобы не сажал, и получать «отступные» — чтобы выпустил, если уж посадил. Он брал деньги у беглых, беспаспортных и раскольников. Продавал барышникам краденое, а затем шантажировал их этим. Каин заключил договор с атаманами, по которому они обязаны были ежемесячно выплачивать ему «дань». Открыл игорный притон и обложил «пошлиной» местных лабазников и иностранных купцов, приезжавших торговать в Москву. Кто упрямился — тем пускали «петуха». В один год в Москве сгорело около 2000 дворов! Конечно, не все они были подожжены Ванькой и его подручными, но в деревянных слободах достаточно было запылать одному зданию, чтобы выгорела вся улица.

На Каина поступали доносы — чем дальше, тем больше. И тут он сделал ловкий ход — в 1744 году подал в Сенат прошение об издании указа о том, чтобы доносы на него, как есть клеветнические и посылаемые недругами, впредь не рассматривались. И такой указ был издан!

Денег у «рэкетира» становилось все больше. Каин выстроил себе дом в Зарядье, в подвале которого, между прочим, устроил застенок для разговоров с неуступчивыми «клиентами». Он разъезжал по городу разодетый по последней моде, в собственной карете, щедро бросал милостыню, а в праздники за свой счет устраивал увеселения. Так, на масленицу, от стен Кремля к Москве-реке заливалась огромная горка, и тем смельчакам, кто отваживался съехать по ней на ногах, не шлепнувшись на мягкое место, подносился стакан водки. Надо ли говорить, что от желающих выпить на дармовщинку за Ванькино здоровье не было отбоя? Это место — направо от Васильевского спуска, еще сто лет напоминало о Каине, а потом, вслед за благоустройством территории вокруг Кремля, стало достоянием историков. Только они сейчас и знают, что была в первопрестольной такая гора — Каинова.

Обзавелся Каин и женой. Дочь отставного сержанта Арина сначала отказывалась идти под венец, и тогда Ванька рассказал в Сыскном приказе, что девка эта прекрасно знала в свое время, что он — вор, а не донесла! Арину взяли под стражу.

— Или сгниешь здесь, — сказал навестивший ее Каин, — или станешь моей женой. Выбирай!

— Согласная я, — прошептала невеста.

Кормившиеся «с рук» Осипова чиновники отпустили Арину. Сыграли свадьбу. Там Каин тоже учудил. Приказал подручным отловить несколько купцов и силком притащить к нему. Им навстречу вышла заплаканная Арина. В руках у нее было блюдо с сухим горохом. Чтобы не давиться «угощением», купцам пришлось откупаться звонкой монетой.

К 1748 году Ванька совсем распоясался, а количество разбоев, грабежей, краж в Москве так возросло, что и в Петербурге прознали. Официальная власть как-то должна была на это реагировать. Поступила она привычным образом — в город были введены войска под водительством генерал-майора Ушакова. Порядок навели быстро, а потом принялись искать «корень зла». И по всему выходило, что «корень» этот — Ванька.

Каин пытался отвести угрозу ареста и сдал несколько приспешников, среди них — Петра Камчатку. На несколько месяцев его оставили в покое, но потом Ушакова сменил присланный Елизаветой генерал-полицмейстер Татищев, который исходатайствовал в 1749 году учреждения по делу Каина особой комиссии. Как всегда бывало на Руси, разбирательство шло ни шатко ни валко. И все же в 1753 году дело передали в Сыскной приказ. Одновременно было принято решение арестовать Каина под благовидным предлогом. Без предлога нельзя — все-таки на государевой службе…

Повод нашелся быстро: Каин как раз вновь собрался жениться (Арина умерла при родах), для чего умыкнул из отчего дома 15-летнюю дочку степенного московского обывателя Тараса Зевакина. Это ему и вменили в вину.

Ваньку привели в Сыскной приказ. Однако поначалу все было не так плохо. В камере он был один. Чиновники, столько лет фактически прислуживавшие ему, не оставляли Каина своей заботой. Были у него и кушанья самые лучшие, и вино, и девок к нему приводили для ублажения плоти. Так продолжалось больше года, пока Татищев, рассвирепев, не разогнал приказных, расставив на ответственные посты выписанных из Петербурга преданных ему людей. Вот тогда с Ванькой церемониться перестали, мигом вздернули на дыбу. Пробовал он по старой памяти кричать «Слово и дело», да уж времена сменились — не помогло. Видно, срок пришел.

…Вот, почитай, и все, что мы знаем о Ваньке Каине. Кто хочет узнать больше, пусть найдет авантюрный роман беллетриста прошлого века Матвея Комарова, которого за писательское мастерство и фантазию еще Лев Толстой отмечал. Только в романе том все больше выдумки да байки. Да, помнил народ Каина, с годами превратив его чуть ли не в настоящего, земли русской, Робина Гуда. И деньги награбленные якобы бедным раздавал, и сирых да убогих жалел… Только неправда все это. Подлец он был первостатейный, предатель и двурушник. Таким и помер. 

Павел АМНУЭЛЬ

ДОРОГА К СЕБЕ