Врата тайны - Ахмет Умит

этого не понимаешь, но ты нуждаешься во мне. Такие, как ты, никогда не говорят открыто о своих желаниях, чаще даже сами не понимают, чего хотят, иногда даже не знают, что вообще чего-то хотят.

Он валял дурака, в этот раз пришел черед смеяться мне. Иронически спросила его:

– Хорошо, и какого же рода помощь мне нужна от вас?

Он опять наклонился и посмотрел мне прямо в глаза. Он смотрел прямо мне в душу – так обычно смотрят на текущую воду в реке.

– Этого не объяснить словами, – в его голосе вновь появился тон педагога, уверенного в том, что ученик не оправдает его надежд, – тебе надо увидеть. Иди вслед за мной и наблюдай.

Он еще немного посмотрел на меня, потом, не дождавшись даже моей реакции, повернулся и пошел. Когда дервиш прошел мимо меня, открылась область необъятной белизны.

– Соляное озеро, – пробормотала я себе под нос, – озеро, которое я видела в свой первый приезд в Конью.

Шамс не услышал моих слов, он по-прежнему решительно двигался вперед. Хоть это он позвал меня с собой, ему, казалось, было совершенно неважно, следую я за ним или нет. Мне пришлось ненадолго перейти на бег, чтобы не отпустить его далеко. Когда я наконец догнала дервиша, тишину ночи неожиданно нарушила мелодия нея. Откуда шел этот звук? Я огляделась по сторонам и никого не заметила. Шамс почувствовал мое беспокойство и показал рукой на огонек вдали.

– Они готовятся к сема, радению, – сказал он мягко и тепло, – вот уже заиграл ней.

Я посмотрела туда, куда указывала его рука: метрах в пятидесяти впереди на освещенной лунным светом поверхности озера сидели в кругу семь человек. На головах у них были колпаки-сикке, на плечи накинуты накидки-хырка. Я почувствовала, что у меня пересохли губы и вспотели ладони. Желудок скрутило, ноги задрожали, я больше не могла выдерживать тяжесть предположений и догадок, роившихся в моей голове.

– Секундочку, – в моем голосе была мольба, – вы можете на секундочку остановиться?

– Что случилось? Ты устала или что?

– Нет, не устала, – я почувствовала, как что-то поднимается прямо к моему горлу, – но будет лучше, если мы немного постоим.

– Но они не станут нас ждать, – сказал он проникновенно, – мы должны оказаться там до начала радения.

– Зачем нам там быть?

Он окинул меня взглядом, будто оценивая, стоит ли отвечать на мой вопрос:

– Тебе надо увидеть своими глазами, мои слова здесь не помогут.

Я собралась с силами и вновь последовала за Шамсом. Когда мы преодолели небольшой холм и подошли к самому озеру, цвета поменялись – все осветилось знакомым мне голубым светом. Полная луна будто упала прямо в озеро и теперь светила снизу, из-под жесткой соляной корки. Но освещена была только та часть озера, где сидели семь готовых к радению дервишей, в ночной тьме казалось, что, кроме их круга, больше ничего нет. Мы остановились прямо рядом с ними, готовые наблюдать. Я взглянула в лицо дервиша, который находился ровно напротив меня, и обомлела – это был Шамс! Перевела взгляд на его соседа – снова Шамс! Все семь дервишей имели внешность моего старого приятеля! Мне нужно было объяснение, я повернулась к тому Шамсу, что привел меня сюда, и встретилась с его понимающим взглядом.

Он сказал спокойно:

– Не удивляйся. Мы все – следствия одной причины, мы все – крупицы одного света, мы все живы, благодаря одному выдоху Бога, так какое дело до наших лиц?

Я вновь перевела взгляд на семерых одинаковых дервишей. В этот самый момент мелодия нея медленно затухла, как тухнет огонь в масляном светильнике. Как только музыка прекратилась, семь дервишей одновременно выдохнули: «Ах!», мягко ударили ладонями по земле и выпрямились во весь рост. Только один, сидевший прямо напротив меня, не встал, попытался, но не смог, свалился прямо на месте и затих, склонив голову на грудь. Остальные дервиши скинули черные хырки и остались в длинных белых рубашках-теннуре, переливавшихся в лунном свете. Вновь заиграла музыка – теперь не только ней, послышались глухие ритмичные удары в барабан. Мой взгляд вновь упал на того единственного, кто не смог подняться. У меня перехватило дыхание. Первая догадка, которая возникла у меня в голове, когда я увидела дервишей, оказалась правильной. Да, тот дервиш, что не смог подняться, что сидел прямо передо мной, был моим отцом. Моим отцом, покинувшим нас много лет назад. Моим отцом, который ни разу не поинтересовался, как мы живем и живем ли вообще. Чтобы не упасть, я схватилась за стоявшего рядом со мной Шамса. Мой взгляд был по-прежнему устремлен на отца, он совсем не поменялся, был таким же, как в тот день, когда покинул нас. Словно не прошло столько времени, словно годы не были над ним властны. Я не видела его волос – они были скрыты под колпаком, но широкий лоб, две будто прочерченных брови, черные, цвета винограда огромные глаза, тонкий нос и отдающая рыжиной борода – все то же самое. А на лице все та же, так нравившаяся моей матери, бездонная тоска.

– Ты хотела его найти и вот нашла, – слова Шамса помогли мне наконец оторвать взгляд от отца.

В его голосе чувствовалась уверенность в собственной правоте. Я перевела на него наполнившиеся слезами глаза.

– Теперь не время отпираться, Кимья-ханым. С момента приезда в Конью ты думала об этом. Причиной твоего приезда сюда был твой отец, предлогом – дело о пожаре. Ты приехала в этот город, чтобы найти его. И вот нашла.

Это было настолько радостно, настолько удивительно и настолько волнительно, что я уже не возражала.

– Да, – я опустила голову, – вы правы, мне было очень интересно, что случилось с моим отцом. – Меня переполняла благодарность: – А вы… Вы помогли его найти…

Он смотрел на меня холодно, без отвращения, но и без любви:

– Я здесь не для того, чтобы помогать тебе, я помогаю Пойразуэфенди.

Почему этот человек опять так жесток со мной? Зачем он снова разбивает мне сердце? Или он опять играет со мной в игру, старается меня запутать? Мне хотелось быть уверенной.

– А зачем моему отцу помощь? Он же, подобно вам, человек Бога.

– Несомненно, это так, – он будто подтверждал всем известную максиму, – но было сказано: «Самая важная из войн – война с собственной низменной природой». Когда мы думаем, что уже достигли света, тут же в нашем сердце возникает груз, который тянет нас обратно в темноту, сбивает нас с пути. Путы из стеблей кувшинки стягивают нам ноги, не дают