Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Пришлось ждать пока глаза привыкнут к полутьме, хватая ртом вонючий, льдом обжигающий горло воздух. Он был густым и неподатливым, заставляя бороться за каждый вдох. Саша тревожно вглядывался в еле расступающуюся перед ним тьму.

Здесь все было неправильно.

Ни звука. Ни шороха. Даже ветви мертвых сосен не шевелятся. Тут нет живых. Тут даже земля когда-то умерла. И каждый, кто ступит на неё, тоже умрет.

Огни шипели за спиной, медленно погасая. Тени, извиваясь, словно обрели собственную жизнь, тянулись в темноту к Перынице, чтобы там окончательно исчезнуть.

Саша неуверенно сделал шаг вперед. Под ногами снова что-то хрустнуло. В полной тишине это прозвучало оглушающе громко.

Вешка с навершием в виде змеиного черепа сверкнула пламенем, проснувшимся в пустых глазницах. Миша присел рядом с ней, рассматривая и тут же проклиная собственное любопытство: покуда хватало глаз, земля была усеяна мелкими костями животных и птиц, клочками шерсти, останками шкур, липкими перьями, жучьими панцирями и хитином насекомых. Кое-где плоть еще не была обглодана временем до конца и шевелилась от распирающих её червей.

— Опаньки… Ну и хрень! — не сдержался Алексей, для верности ткнув пальцем в странную пирамиду из умытых дождями и иссеченных ветрами черепов, белевших в темноте у самой кромки воды.

Илья выругался себе под нос — без знаний его рода, без Дмитрия Юсупова, которого не тянуло называть отцом, тут не обошлось. Юсуповы сохранили знания о языческих жертвоприношениях и до сих пор их совершали. Например, при вводе в род. Проклятье не зря на них пало.

Саша упрямо сделал шаг к реке, но Алексей железной хваткой держал его за руку:

— Стоять! Не видишь, что ли, что тут.

Ближайшие вешки вспыхнули предупреждающим огнем. Кое-какие даже умудрились зашипеть, разевая пасть, полную острых зубов. Саша твердо возразил:

— Вижу. И все равно иду — там Лиза! Надо.

Дашков качнул головой, для верности хватая Сашу за вторую руку:

— Нельзя! Это же Навь!

— Еще нет, — возразил Иван — он спешно на земле кинжалом рисовал защитные руны, проверяя насколько далеко зашло дело. — Только её прорывы. Но и впрямь лезть туда не надо. Там не выжить никому. Саш… Прости, но это правда.

Иван головой качнул на зияющие мертвенным светом широкие щели, из которых рвался сюда смертельный лед. Он медленно наползал, напоминая обычный, совершенно безобидный снег. Если бы не вешки — трупов на берегу Перыницы было бы больше, гораздо больше. Черная гладь речной заводи замерла, как зеркало — водой это больше не было.

Летели по ветру алые капли чего-то непонятного. Они рождались из ниоткуда, с шипением падали на лед Нави и тут же испарялись, воняя солью.

Саша сжал челюсти так, что желваки заходили. Он понимал, что должен сделать шаг за защитные вешки, ведь там Лиза, и в то же время уже знал — Лизой, если она там, это уже быть не могло. Тут и пары минут хватало, чтобы стать нежитью, если ты случайно попадал за вешки.

Михаил выпрямился:

— Это мои земли — мне и рисковать.

Дашков уже отпустил Сашу и вместо него схватил за локоть Михаила:

— Даже не думай. Ты не колдун. Ты маг. Тут мы бесполезны. Мы можем это все только выжечь. Спасти тут некого и нечего, к сожалению.

Алексей отпустил Сашу, убедившись, что тот не намерен творить глупости и пошел вдоль вешек, проверяя границы погани. Впрочем, их было видно и так — по валу гниющей плоти.

— Да, Миша, твой отец… Константин Волков силен был, — признал Алексей. — Очень силен — три десятка лет такую пакость сдерживать в одиночку.

Саша осторожно, чтобы случайно не поскользнуться на гнили, направился к реке:

— И при этом он не стал таким, как Голицын или старший Юсупов.

Дашков кивком подтвердил свое согласие с их словами. Илья промолчал, косясь на пирамиду из черепов. Кажется, он их усиленно считал. Михаил с горечью напомнил, потоками воздуха проверяя границы:

— Серые ручьи. Дом Лапшиных. Муратово. И это только этой осенью.

Иван продолжал рисовать руны, чертыхаясь себе под нос, когда приходилось убирать прочь многочисленные кости. Дашков, достав блокнот из кармана пальто, спешно что-то писал карандашом. Может, делал расчеты. Тут только огнем не обойтись.

Алексей ткнул пальцем в вешку, за которой искрились инеем Нави человеческие кости: вывороченные, разломанные ребра, раскиданные ветром позвонки, треснувшие от морозов и дождей осколки чего-то непонятного. Наверное, это когда-то было человеческими руками и ногами.

— После такого, Миша, в кровавые салочки играют да жертв налево и направо режут. Серые ручьи и то, что там случилось, отвратительно, но в разы меньше, чем могло бы быть. Поверь.

Иван добавил, выпрямляясь и переходя дальше:

— Короче, Михаил, из опричников так себе утешители, но пойми — после такого собственные семьи на корню вырезали, деревни под нож пускали, города выжигали… А Константин Львович только под конец жизни сорвался. Силен был князь. За вешки погань не вырвалась. Тут не один десяток жертв принесли.

Илья поморщился:

— Чуть больше двадцати. Я приблизительно черепа пересчитал.

— Силен был князь и слишком горд, чтобы пойти на поклон к опричникам. Мог бы и помощи попросить, — добавил Алексей.

Саша напомнил очевидное, садясь на краю земли и тоже кинжалом рисуя руны:

— Он нечисть люто ненавидел. Как раз из-за этого… И я его лично понимаю — такое творить нельзя.

Его дико тянуло шагнуть за вешки. Шагнуть и найти Лизу или хотя бы то, что от неё осталось. Никто не должен гнить вот так, десятилетиями глядя пустыми глазницами в небеса на неосвященной земле. Лиза такого тем более не заслужила.

На плечо тяжело легла Алешкина рука:

— Мы справимся, брат. Нам еще Петьку и страну поднимать. Давайте-ка зачищать тут все. И кто последний — тот пойдет на второй заход.

— Второй? — не понял его Иван, заканчивая полукруг из рун.

Дашков передернул плечами, захлопнул блокнот и принялся свое что-то выводить на земле — ближе к здоровым соснам. Наверное, второй защитный круг.

— Где-то в бывших родовых землях Дашковых должна быть чуть меньшая погань — там не было князя Волкова, но и крови там в разы пролили меньше. Надеюсь.

— Короче, все поняли: кто чуть задержится — будет искать место ритуала с Кириллом.

Дашков даже скосил глаза на Алексея — по имени, как своего, его тут впервые назвали. Саша грустно улыбнулся — Алексей с трудом прощал, но Дашкова все же смог понять. Или признал, что, как все, кого задели ритуалы с соколами, тот тоже с искореженной душой бродит. Как старший Голицын,