Бычья гора - Брайан Панович

– Тебе надо баллотироваться, Клейтон. Из тебя выйдет отличный шериф, – сказала она, и после этого его уже было не остановить. В ноябре они положили в тумбочки у своих изголовий новые блестящие штучки – ее скромное кольцо с бриллиантом и его серебряный значок шерифа. Он оказался единственным кандидатом и считал это счастливой случайностью, хотя во время выборов ходили слухи, что никто просто не осмеливается соперничать с Берроузом – даже самым смирным. В следующий десяток лет она узнала, что такое бессонные ночи жены полицейского. Полицейского, пытающегося выкупить душу семьи, привыкшей к бездушию. И в том была ее вина.

Кейт встала с кровати, пересекла комнату и накинула валяющееся на полу полотенце на сводящее с ума мерцание часов. Пошла в ванную и с легким раздражением неслышно опустила сиденье унитаза. Села, уронив голову на руки. «И это после той чудовищной истории на похоронах Бакли? – подумала она. – Он что, с ума сошел?» По мнению Кейт, Бакли был полным психопатом. Он пугал ее даже больше, чем Хэлфорд. Если Клейтон был хорошим, а Хэлфорд плохим, то Бакли был просто уродом. Ни она, ни кто другой не удивились, услышав, что он убит в перестрелке с полицией. Бакли был из тех, кто стреляет первым без размышлений. И, скорее всего, заслужил то, что с ним случилось, но он не переставал быть братом Клейтона, который все еще был членом семьи. И Клейтон имел право попрощаться с ним вне зависимости от того, что думали Хэлфорд и остальные.

Тогда Кейт поддержала желание Клейтона присутствовать на похоронах, и даже настояла на том, чтобы пойти с ним, но изо всех сил пыталась отговорить его надевать парадную форму. Сейчас Кейт застонала и провела руками по затылку, нащупывая напряженный узел мышц. Она вспомнила, как он стоял перед зеркалом в ванной, одетый в накрахмаленную рубашку с заутюженными складками и отполированным латунным значком, пытаясь справиться с галстуком, возможно, впервые в жизни. Сменив свою старую шляпу на новенькую шляпу шерифа с жесткими полями, которую она прежде не видела. Стоя в дверях и наблюдая за ним, она думала только о том, что это глупое решение может стоить ему жизни. Он утверждал, что просто хочет почтить память своего брата, а вовсе не плюнуть в лицо Хэлфорду и его дружкам, и, возможно, отчасти так оно и было, но она знала настоящую причину. Это были берроузовские гордость, злоба и эгоизм. Только он этого не осознавал. Никто из них не осознавал. Никто из них никогда не считал, что может оказаться неправ. А еще она чувствовала исходящий от него запах виски, хотя он и пытался перебить его ополаскивателем для рта, и знала, что, если порыться в шкафах и ящиках, найдется по крайней мере одна опустошенная бутылка дешевого бурбона. Но она спустила это на тормозах. Как всегда.

Они были последними, кто прибыл на похороны, если это вообще можно было назвать похоронами. Больше напоминало собравшуюся на петушиные бои братву. Просто толпа неопрятных мужчин, стоящих кру́гом в своих грязных рабочих куртках и ботинках, со стаканами кукурузного виски в руках, курящих и болтающих о том о сем. Несколько женщин, которым было позволено присутствовать, сидели молча, с общим выражением глубокой печали, не имевшей отношения к покойному. Все они выглядели намного старше своих лет, уставшие и какие-то выцветшие, будто стога сена. Кейт испытывала к ним в равной степени сострадание и неприязнь, но поймала себя на том, что пытается расправить юбку, чтобы еще хоть на несколько дюймов прикрыть ноги. Не стоило привлекать к себе внимания.

Хэлфорд никогда не позволил бы телу брата очутиться в церкви или пастору прийти на его похороны, поэтому люди просто толпились на берегу пруда Горелого Орешника, рассказывая всякие байки и иногда выливая виски на землю. Скоро они скинут тело в яму возле той, где был похоронен их отец, вот и все похороны.

Дедушка Клейтона, Купер, был похоронен на лужайке неподалеку от Джонсонова ущелья. Он хотел, чтобы там же хоронили и всех его потомков. Но следующий в роду, Гарет, отец Клейтона, завещал похоронить его здесь, у пруда. Никто не знал почему. Эти могилы испортили ее детские воспоминания об этом месте. Здесь она, юная и шумная, качалась на старых качелях из покрышек с глупыми мальчишками и била их в тощие птичьи груди. Этот пруд был когда-то символом ее детства, лета, всего самого драгоценного в жизни. А стал местом захоронения убийц и воров. Странно, что сочная трава и ярко-зеленый мох вокруг пруда не побурели и не пожухли, учитывая, сколько дурной крови пропитало их.

Как только Клейтон остановил свой грузовик в ряду ободранных пикапов и квадроциклов, все взгляды устремились на них. Сначала на нее, в ее недостаточно строгом черном платье, затем на Клейтона, в форме, вызывавшей сильнейшую степень отвращения и ненависти, на которую только были способны эти люди. Толпа разошлась в стороны, когда они с Клейтоном приблизились к Хэлфорду Берроузу, стоявшему рядом со свежевырытой ямой и склонившемуся над простым сосновым ящиком. В ящике лежал мужчина, застреленный людьми в такой же форме, какую сейчас носил ее муж. Глаза Хэлфорда были красными и опухшими от слез, и, наверное, впервые с тех пор, как много лет назад она познакомилась с семьей Клейтона, Кейт увидела, как этот громадный мужчина выказывает какие-то эмоции помимо презрения и злобы. Но стоило ему увидеть младшего брата, его лицо снова превратилось в привычную ей маску из ледяного гранита. В этот момент Клейтон сказал ей что-то вполголоса, но она не расслышала. Может, признал, что все-таки это была плохая идея. Она не была уверена. Она даже потом его спросила, но он сказал, что не помнит. Насколько ей было известно, впервые в жизни Клейтон ей солгал. Люди в толпе либо стояли молча, либо перешептывались и тыкали в их сторону пальцами, когда они с Клейтоном подошли, но именно Хэлфорд выразил общее настроение четырьмя словами:

– Да. Как. Ты. Посмел. – Он схватился за пистолет, торчащий из кармана, и Кейт показалось, что она потеряет сознание прямо сейчас. Она почувствовала покалывание в кончиках пальцев, и в уголках глаз вспыхнули черные звезды. Это был самый большой страх, который она испытала в своей взрослой жизни. К счастью, люди Хэлфорда схватили его и держали. Он прорычал