Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

его смерти она ничего не стала трогать. Например, здесь все также стоял диван, обтянутый килимом, который она выбрала вместо прежнего монстра, словно подобранного с улицы в Айова-Сити или Бруклине, и старый дубовый стол, за которым ее муж написал свой последний роман. (За этим же столом она закончила свой собственный роман, после того как вернулась домой с большей частью чернового варианта «Послесловия» из писательской резиденции.) Это была прочная квадратная раздвижная конструкция викторианского бежевого оттенка, столь популярного в колоритных отельчиках типа «постель-и-завтрак», со съемными секциями, которые они убрали в шкаф в прихожей. За этим столом они с Джейком пили по утрам кофе и читали «Нью-Йорк Таймс». На нем они раскладывали массу пакетов с тайской и китайской едой, заказанной из их любимых ресторанов. И на этом же столе она подала Джейку его последнюю трапезу, прежде чем помочь ему подняться и пройти на нетвердых ногах через гостиную в их спальню. Так или иначе, этот стол не пробуждал в ней особых чувств, и ей не приходило в голову заменить его или подобрать к нему подходящие стулья. Чего ради?

И все же, сидя в этой квартире, которую не выбирала, и глядя на Абингдон-сквер, она подумала, что не видит причин не переехать на новое место, которое сама могла бы выбрать и обжить. Продав эту квартиру в старом кооперативном доме со всеми удобствами, в престижном районе Манхэттена, она сможет купить себе практически все что угодно. Ей нравился Нью-Йорк, но он не давал ей достаточно анонимности, только не сейчас, не в той прослойке города, в которой она жила, не с этими людьми, которые считали, что знают ее, потому что читали ее книгу или журнальную статью, где излагалась общеизвестная версия ее жизни. Возможно, ей будет лучше в каком-нибудь маленьком городке, где люди не зациклены на книгах и их авторах, в каком-нибудь таком, который не совсем чужд культуре, с красивыми кварталами, полными людей, уважающих личное пространство. Возможно, где-нибудь в глубинке, которую не успели колонизировать люди вроде ее мужа. В городке вроде Эврика-Спрингс, штат Арканзас. Лоуренс, штат Канзас. Или Ред-Уинг, штат Миннесота. Должны ведь где-то быть такие городки, где она сможет жить с комфортом и, возможно, даже – если возникнет такое желание – продолжать «работу», на которую, очевидно, надеялась ее издательница. А кроме того, где она будет предоставлена сама себе.

Но первым делом нужно было разобраться с текущим вопросом, с этим внезапно возникшим хвостом из ее прошлого: выявить, затем отсечь, затем прижечь.

В Рипли она получит отличную возможность увидеть глазами Мартина Перселла группу людей, знавших ее брата, и вытянуть из него любые воспоминания и впечатления, используя образцы их творчества. Возможно, что-нибудь всплывет во время прогулки по кампусу. Возможно, появится какая-то случайная зацепка, которая укажет на чье-нибудь враждебное присутствие, на темную лошадку, внушавшую ее брату достаточно уважения, чтобы поделиться своим творчеством, хотя бы даже из желания похвастаться.

Прежде всего ей нужно будет составить конкретное мнение о самом Перселле. На данный момент ничто в их общении не указывало, что он знал Эвана ближе, чем любой почитатель его талантов, которые всегда вились вокруг ее брата – звезды старшей школы, обаятельного бармена, а возможно, и трезвенника (самопровозглашенного) в последние годы жизни. Эван был создан для похвал, его баловали, когда он был ребенком, подбадривали, когда он был спортсменом, поддерживали на плаву, когда он был владельцем таверны, и Анне не хотелось даже думать, какого успеха он мог бы достичь, став автором «беллетристики». Какая бы судьба ни ожидала его книгу в кругу нью-йоркских литераторов, на которых равнялся Джейкоб Финч-Боннер, Анна понимала, что в Вермонте Эвана Паркера носили бы на руках. Журналы вроде «Вермонта» и «Янки» осыпали бы почестями такого самородка, а на Общественном радио города ему устроили бы собственное шоу, чтобы все слушали, как он говорит о себе, любимом. «Дебютный роман уроженца Вермонта вошел в список бестселлеров „Нью-Йорк Таймс“», – заявляла бы «Берлингтон Фри Пресс». Колледжи Беннингтона и Миддлбери, писаясь от счастья, пели бы ему дифирамбы. Конечно, Вермонт не испытывал недостатка в писателях, но Эван Паркер был особенным – «своим», и это в корне меняло ситуацию. Родился в Вермонте? Получил образование в Вермонте? Жил и работал в Вермонте, да еще и будучи типичным представителем рабочего класса? Да уж, этот романист не был выходцем из семьи браминов, которые круглый год живут где-то в Стоу, а дети их учатся в Грин-Маунти или Патни (в свободное от сноубординга время)[370]. Нет, Эван Паркер был не из таких; может, его предки и являлись преуспевающими владельцами каменоломни, но теперь, после полутора столетий классической для янки нисходящей мобильности, он едва сводил концы с концами, как и боˆльшая часть населения штата. Могло ли быть более красноречивое свидетельство этого, чем фигура автора за барной стойкой? Каждый либерал от Браттлборо до Портленда, читающий «Нью-Йоркер», стоя бы аплодировал Эвану Паркеру, вермонтскому самородку.

Слава богу, кармическая справедливость (в лице Анны) этого не допустила.

Она позвонила в «Рипли Инн» и забронировала номер. Она также спросила, можно ли заказать ужин, но ее собеседница рассмеялась.

– О, нет необходимости. Просто заходите и чувствуйте себя как дома. У нас тут все по-простому.

Другими словами, ее ждут замороженные гамбургеры и пицца без затей. Может, тарелки петрушкой украсят, чтобы выглядело изящнее. Боже, как она ненавидела Вермонт.

Глава семнадцатая

Рипли под землей

Мартин Перселл, в красном пуховике-безрукавке поверх белой рубашки с зеленым льняным галстуком, ждал Анну в вестибюле «Рипли Инн». Она приехала прошлым вечером и между делом, пока хозяин гостиницы регистрировал ее, дала ему знать, а затем – и официантке в ресторане (ресторан оправдал ее опасения), с кем они имеют дело, а с утра не преминула просветить и хозяйку соседней кофейни, где завтракала. В городке Рипли – уже и так умирающем, а теперь еще и с буквально разваливающимся кампусом через дорогу от гостиницы – жизнь едва теплилась, но уже на второй день ее пребывания здесь боˆльшая часть местного населения знала, что к ним пожаловала вдова писателя, когда-то преподававшего в их колледже, что она приехала увидеть эти места, так много значившие для ее мужа, и познакомиться с одним из его бывших студентов. Кроме того, все, с кем она пообщалась, также были в курсе ее проекта по составлению антологии студентов ее покойного мужа – вот уж действительно святая любовь! Анна великодушно представила Перселла хозяину гостиницы, когда тот проходил через вестибюль.

– Ах да, – сказал он. – Из Берлингтона.

– Южного Берлингтона. Я учитель.

– Рады вас видеть, –