Дочь Иезавели - Уилки Коллинз

– В одном вы можете быть уверены, – сказал я. – Сердце Фрица всецело принадлежит вашей дочери. Что бы ни случилось, он останется ей верен.

– В этом я не сомневаюсь, – печально отозвалась вдова. – Я ничего не имею против выбора моей дочери. Фриц – хороший молодой человек и верный, как вы сказали. Но вы забыли о его отце. Я презираю мистера Келлера. – Она повернулась ко мне, и в наполненных слезами глазах сверкнула нескрываемая ненависть. – Как можно уважать мужчину, который верит грязным наветам и не дает возможности беззащитной женщине оправдаться (я писала ему, но ответа не получила), который заявляет, что никогда не даст согласия на брак сына с моей дочерью (все из-за того, что мы бедны, конечно), уверяя, что это из-за моей дурной репутации? И от этого низкого человека зависит счастье и сама жизнь моего ребенка! О себе я не думаю, но ради дочери я готова пойти на унижения, чтобы защитить себя, побороть его предрассудки и, вопреки всему, добиться уважения. Но как заставить этого человека меня выслушать? Как добраться до него? Я понимаю, что вы не в том положении, чтобы помочь мне. Вы и так много сделали. Господь вас возблагодарит!

Вдова поднесла к губам мою руку. Я предвидел, что будет дальше, и попытался заговорить, но она не дала мне шанса. На меня обрушился новый поток ее красноречия.

– Да, мой дорогой друг, мой бесценный советчик, – продолжила она. – Вы натолкнули меня на мысль о возможном вмешательстве человека, чье влияние неоспоримо. Ваша замечательная тетя – глава фирмы, и мистер Келлер должен прислушиваться к своей очаровательной хозяйке. Вот моя единственная надежда. Ради этого я продам оставшиеся у меня драгоценности и буду ждать миссис Вагнер во Франкфурте. Вы вздрогнули, Дэвид! Что напугало вас? Неужели вы думаете, что я злоупотреблю добротой вашей тети или стану просить об услугах, которые она не в силах мне оказать? Миссис Вагнер уже знает от Фрица о нашей ситуации. Пусть она увидит Мину, я же останусь в тени. За меня выступит дочь, она будет просить о единственной вещи, какой я хочу, – встречи с мистером Келлером и возможности оправдать себя. Скажите откровенно, разве я многого прошу в надежде, что ваша тетя уговорит отца Фрица принять меня?

Эта была действительно скромная просьба, и все же я испытывал сомнения.

Я оставил мистера Келлера за сочинением письма, в котором он не одобрял привлечения женщин на работу. Письмо он намеривался отправить тетке в тот же день. Хорошо зная их обоих, я боялся, как бы письменная полемика не переросла в личную ссору. Если мистер Келлер проявит упрямство, тетка покажет, у кого воля сильнее. Тогда не может быть и речи о личных просьбах, и судьбу Мины затянет густой туман.

Это с одной стороны. С другой – у меня сложилось впечатление, что у вдовы Фонтен не столь скромные планы на встречу с теткой. Я корил себя за то, что был несдержан в разговоре, и не знал, как ответить на обращенную ко мне просьбу. Мне помог случай. За дверью послышался голос Мины: «У меня обе руки заняты. Пожалуйста, откройте».

Я бросился к двери. Вдова приложила палец к губам.

– Ни слова Мине, прошу! – шепнула она. – Мы ведь поняли друг друга, правда?

– Да, конечно, – сказал я. Больше мы к этой теме не возвращались.

Очаровательная Мина вошла с подносом в руках. Особое внимание она просила обратить на пирог, который испекла своими руками.

– Я умею готовить, – сказала она, – и шить тоже. Если Фриц будет беден, я смогу исполнять и роль служанки.

Наш разговор за столом был ничем не примечателен – нет смысла его приводить. Помнится только, что мне было хорошо. После чая Мина пела. Я недавно слышал один такой же душевный романс, и у меня на глазах от мелодичной простой песни выступили слезы.

В этот вечер луна взошла рано. Взглянув на часы, я увидел, что пора уходить. Стоя у окна, Мина восхищалась игрой лунного света.

– В такой вечер стыдно сидеть дома, – сказала она. – Мамочка, давай проводим мистера Дэвида! Хотя бы до моста, и полюбуемся мерцающим на воде лунным светом.

Мать согласилась, и мы втроем вышли из дома.

На мосту мы остановились. Тем временем набежали облака, и лунный свет лишь изредка озарял воду. Мадам Фонтен сказала, что становится зябко – видно, будет дождь, и им пора возвращаться. Я предложил проводить их до дома, но они отклонили предложение, настояв, чтобы я продолжил путь. Мы договорились, что на днях я их навещу.

Когда мы произносили прощальные слова, лунный свет пробился сквозь облака, осветив проходившего мимо солидного пожилого джентльмена с трубкой во рту. Заметив меня, он остановился, и тогда стало видно, что это мистер Энгельман. «Спокойной ночи, Дэвид», – сказала вдова, протягивая руку. В этот миг лунный свет полностью ее залил, Мина держалась в тени. Через мгновение мать с дочерью уже отходили от нас.

Мистер Энгельман провожал глазами статную фигуру вдовы, пока дамы не скрылись из виду. Тогда он восхищенно сжал мою руку.

– Дэвид, – проговорил он. – Кто это прекрасное создание?

– Вы о ком из них? – лукаво спросил я.

– Конечно, о даме в трауре.

– Так вам приглянулась вдова, сэр?

– Приглянулась! Дорогой мой мальчик, знай, что до этого момента ни от одной женщины моя трубка не гасла. – И он продемонстрировал фарфоровую чашу на длинном мундштуке. – А она это сделала!

Глава XI

Связь между чарами миссис Фонтен и погасшей трубкой показалась мне столь нелепой, что я расхохотался. Мой добрый друг взглянул на меня с изумлением.

– Что смешного в том, что я не уследил за трубкой? – спросил он. – Увидев эту восхитительную женщину, я забыл обо всем на свете. Ее образ и сейчас стоит передо мной – как ангел в сиянии серебра. Похоже, я впервые заговорил поэтическим слогом? И это неудивительно. Я не понимаю, что со мной. Ты молодой человек и скорее скажешь. Я что, влюбился? – Но прежде чем я успел ответить на этот важный вопрос, он доверчиво сжал мою руку. – Только ни слова моему другу Келлеру, – предупредил он с беспокойством. – Келлер – прекрасный человек, но к грешникам снисхождения не имеет. Прошу, Дэвид, представьте меня этой чаровнице.

Еще не оправившийся от мысли, что слишком распустил язык в разговоре с вдовой, я проявил крайнюю осторожность по отношению к просьбе Энгельмана.

– Я не рискну вас представить, – сказал я. – Вдова обрекла