Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

Таня смущенно засмеялась:

— Не рано ли ты заводишь подобные разговоры?

— В самый раз, А будешь возмущаться, — с шутливой угрозой пообещал он, — так я в первую же после возвращения ночь сделаю тебе такой подарок. Как раз к октябрю одно дите у нас уже будет. А? Кстати, Тань, когда я вернусь, ты переедешь ко мне. А то что такое? Мне надоело звонить тебе, я хочу видеть тебя каждый день.

Слыша такие слова, Тане хотелось плакать от радости. Надо же, и в ее изломанной жизни появился просвет..

На вторую пару они едва не опоздали, влетев в аудиторию в последний момент. Таня заметила, как отвернулся Васин, скрывая усмешку, как переглянулись остальные ребята, как опустили глаза девчонки, пряча зависть. Конечно, ведь в группе не было ни одной, которая не мечтала бы заарканить Матвеева. А он делал вид, что ничего не замечает, что перешептывания за его спиной не имеют к нему отношения, сидел с наивной физиономией прилежного «ботаника».

Это было настоящей сказкой. Таня не видела и не слышала, что происходило вокруг. Склонив голову над тетрадью, она смотрела не на бумагу, а на Сашку, искоса следила за каждым его движением, забыв обо всем остальном. Вот он быстро-быстро покрывает тетрадную страницу каракулями, которые выдает за буквы. Таня никак не могла привыкнуть к тому, что он левша. Вот он на мгновение оторвался от писанины, исподлобья глянул на преподавателя, загнутые вверх ресницы коснулись низких бровей. И как он может думать об учебе после того, как утром произнес эти слова...

Она не провожала его, после института они поехали в кафе — отметить помолвку. Он был еще предупредительнее и нежнее, чем даже несколько дней назад, он смотрел в ее глаза не отрываясь. Таня не могла вспомнить, о чем они говорили, она не только мыслями — всем своим существом была в уже совсем близком августе. А вечером он уехал, обещав звонить ей каждый вечер, и Тане разом все опостылело. Все стало таким пошлым, обыденным. Когда Сашка присутствовал на занятиях, Таня была убеждена, что институт — лучшее место на земле. Теперь удивлялась, что она могла находить интересного в нудных лекциях, что ей могло нравиться в общении с однокурсниками. Какими плоскими, скучными, пресными они были — и девчонки, и парни. Даже Толик Васин, ближайший институтский приятель Матвеева, ничем не выделялся из общей массы. Они все до единого не годились Сашке в подметки, он отличался от них так же, как алмаз от щебенки. Таня пыталась понять, как они могут жить такими примитивными интересами — каждодневной заботой о куске хлеба, стремлением побыстрее получить диплом и избавиться от необ-ходимости ходить на лекции. Они все говорили об одном и том же, они ничем не отличались друг от друга.

Как им не тошно от самих себя? Они были выхолощенными, они боялись одиночества, они сбивалась в кучки. Таня припомнила, что Сашка всегда был занят какими-то важными делами, и ему не становилось скучно одному — он легко находил пищу для ума и занятие для рук. Не то что ее бывшие друзья.

Он не позвонил ей ни в первый, ни во второй вечер. Таня успокаивала себя мыслью, что он может быть загружен делами, и никто не знает, как там у него сложились обстоятельства. Может быть, у него нет возможности позвонить. Криминал — это не турпоездка в соседний город, все может произойти, никто ни от чего не застрахован.

На четвертый день его отсутствия Таня летела в институт, как на крыльях. Ей казалось, что он обязательно приедет, он ведь сам сказал, что намерен отсутствовать всего два-три дня. Но... прошла первая пара, вторая, а его не было. Чуть не плача, Таня подошла к Васину:

— Толик, ты не в курсе, где Матвеев?

Толик воззрился на нее с нескрываемым удивлением:

— А ты что, не знаешь?

— Нет. — У Тани задрожали колени: ей показалось, что Толик скажет ей нечто страшное.

Толик пожал плечами:

— Он в больнице. Четвертые сутки в реанимации.

— Что?! Что с ним? — Она судорожно вцепилась в его рукав.

— Да не ори ты так, — он досадливо поморщился. — Жить будет. Перетравились они всей бригадой. Поехали в кабак, в эту, как ее, «Синюю розу» на Каховке, и отравились. Они еще вовремя спохватились, да и то потому, что Сашка со своей язвой быстро отреагировал. У него кровь горлом

Пошла, его в больницу повезли, а по дороге еще восемь человек свалилось. Сашку сразу в реанимацию — он без сознания был, — остальным кишки промыли и по обычным отделениям рассовали. Пятнадцать человек госпитализировали. «Синюю розу» закрыли менты — помимо наших, еще двадцать три человека в больницу попали. Говорят, отраву какую-то в водке нашли — то ли ртутную соль, то ли еще что...

— Откуда ты это знаешь?

— Мне Мишка, брат его, звонил. Вчера. Говорит, через неделю всех выпишут. Ну, Сашка-то задержится — ему весь желудок разъело.

Нельзя сказать, чтобы Таня успокоилась. Вот как бывает — не успели расстаться, и он едва не погиб. И тут же Таня насторожилась: как он мог оказаться в кабаке, если собирался в другой город? Он и в обычной ситуации почти не пил, тем более — водку. Он ее терпеть не мог. А перед выездами вообще не пил никогда и своим людям запрещал. Это их правило Таня знала хорошо, она не раз об этом слышала.

Видимо, Толик по каким-то причинам врал. Чтобы проверить это предположение, Таня после третьей пары спросила у него, в какой больнице лежит Сашка. Без малейшего смущения Толик ответил, что не имеет понятия, — а зачем ему это знать, если в реанимацию посетителей не пускают?

Неугомонная Таня, вернувшись домой, взяла телефонный справочник и принялась обзванивать больницы. Занятие это оказалось гораздо более длительным, чем она рассчи-тывала, и к одиннадцати часам она обзвонила вс. его двадцать московских больниц. На всякий случай позвонила Соколову, но его не было дома — об этом крайне сухо и неприязненно сообщила девушка Соколова. Таня стала объяснять, что она разыскивает не столько Михаила, сколько Сашку. В трубке некоторое время слышалось только гуканье ребенка, которого Ирина держала