Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

— Ох, ну и мастер же он сказки рассказывать! А ты, как Маня-колхозница, уши развесила и веришь ему. Значит, полгода назад он был нищим — по его собственному при-

Знанию, — а теперь у него нашлись деньги и на жену, и на свадьбу, и даже на Швейцарию. Ты не подумала, что восемь месяцев стажировки за границей стоят очень недешево? За него, возможно, какая-то фирма будет платить, а за тебя? Он раскошелится? Красиво как получается — прям как в кино. То нищий, то на него с неба миллионы сваливаются. И насчет ТЛМР я сомневаюсь. Это российско-американское СП, и почему он будет стажироваться в Германии, а не в США, непонятно. На директорское кресло замахнулся, ждут его, видите ли, там. Танечка, да в эту компанию уборщицей невозможно устроиться! Ты газеты не читаешь, а напрасно: про эту компанию и до ее официального открытия, и сейчас ой как много пишут! Это предприятие для элиты. Специалисты там получают огромные деньги, но эти специалисты — из числа тех, кто свое дело знает от корки до корки, кто имеет богатейшую практику, кто зарекомендовал себя прекрасной работой в других местах. Понимаешь? Попасть туда труднее, чем в Кремль. А по твоим словам получается, что человек, только что окончивший институт, пусть и с красным дипломом, сразу попадает в число не просто рабочих, а руководителей.

Таня повернулась спиной к ней, покусывая с досады губы. Матери ничего не докажешь, и спорить не рекомендуется: она недавно выписалась из больницы, ее нельзя было нервировать. Таня многое могла бы сказать, многое накипело в душе, но в этом доме никто никогда не позволял себе говорить откровенно. Мать была психически больна, периоды ремиссии становились все короче, лекарства она принимала горстями, и, хочешь не хочешь, Таня с отцом вынуждены были учитывать это.

Она молила Бога, чтобы Сашка побыстрее выписался из больницы, чтобы уйти к нему навсегда. Там была настоящая, кипучая жизнь, там можно говорить то, что думаешь, там не было настороженности, как в палате психиатрической больницы. Она старалась не думать об этом, мать все-таки не виновата в своей болезни, но она устала. Конечно, это плохо, что она тяготилась матерью, но Тане было всего-то двадцать два года, и ее душила беспросветность собственной жизни.

Перед матерью она испытывала чувство вины. Та болела уже больше десяти лет, отец, жался ее и дочь, не разводился, но они давно стали чужими друг другу и даже спали в разных комнатах. Отец и мать почти не разговаривали между собой, отец мало находился дома — у него было две работы, вечерами и по выходным он торчал в каком-то ко-оперативе. Он был готов работать и в трех местах, лишь бы не проводить тягучие и нудные вечера наедине с больной женой. Женщина понимала, что давно стала обузой для не такого уж и старого мужа, она была благодарна ему за видимость семейных отношений, за то, что он навещает ее в больнице и с присущей ему тактичностью избегает «больничных» тем в разговорах. Она жила иллюзиями, давно смирилась с непрочностью своего мирка и старалась не заглядывать в будущее — ничего, кроме унылой больничной койки,„там не было.

Фактически семья давно развалилась. Каждый из троих жил обособленной жизнью, не доверяясь другому. Таня еще как-то пыталась сохранить теплоту отношений, скрасить одиночество матери, потому что отец возвращался на ночь домой, похоже, только из вежливости. Тане казалось, что мать ревнует ее к Сашке — он ведь мог забрать дочь, последнюю радость и утешение бедной женщины. Но не могла же Таня всю жизнь провести сиделкой у постели матери! Ее тянуло к молодым, она любила и была любима, она хотела иметь свою семью и растить своих детей. Она вовсе не собиралась жить прошлым, быть до конца привязанной к несчастной и фактически никому не нужной женщине. Сашка, который всего на полгода старше ее и казался чуть ли не взрослее ее отца, обещал ей красивое будущее. Можно ли осуждать ее за то, что она не отказалась от выполнения своей мечты ради исполнения долга перед матерью?

Таня стирала; мать не уходила, стояла и молча смотрела на нее. Таня не выдержала:

— Мам, почему тебе Сашка так не нравится? Что ты вечно ищешь изъяны в нем?

— Он не пара тебе.

— Да? Он что, хуже других? Или я хуже, я ему не подхожу?

— Таня, поверь, я редко ошибаюсь в людях. Он очень нехороший человек.

— Почему это?

— Он эгоист, но это не так страшно по сравнению с остальным. Он двуличен, считается только со своими прихотями, он способен на любую ложь и подлость, лишь бы добиться своего. Ему хочется быть центром вселенной, но он презирает эту вселенную. Он не задумывается, причиняют ли его действия боль окружающим и насколько сильна эта боль. Если он дорвется до власти, он будет ломать и калечить судьбы окружающих. В нем нет ни жалости, ни чуткости, ни душевности, он недобрый человек. Ты будешь очень и очень несчастна с ним.

— Брось ты, мам. Ты не знаешь его так, как я.

— Таких людей видно сразу, и степень знакомства не играет роли. Мне со стороны заметно многое такое, чего ты не видишь. Он лицемер, он говорит с тобой, уверяя, что любит тебя, а смотрит с одинаковым выражением лица что на тебя, что на стену. В его внутреннем мире ты ничего не значишь, ты даже не имеешь статуса личности. Ты для него не человек, а какое-нибудь насекомое или вещь. И взгляд у него...

— Какой же? — с вызовом спросила Таня.

— Знаешь, бывают люди, которые посмотрят на тебя — и на душе теплее станет. Взгляд у них светлый, доброжелательный. Большинство людей равнодушный к себе, и к

(другим, и взгляд у них пустой. А у Саши взгляд тяжелый, темный. Он вроде бы такой общительный, открытый, а глаза у него будто темными очками спрятаны. Не хочет он, чтобы кто-то догадался о его мыслях, боится, что кто-то в душу ему может заглянуть. Он лжет с таким видом, будто абсолютно искренен, и смеется, когда видит, что ему поверили. Он издевается над всеми, он топчет людей. Все святое в людях достойно лишь его едкой насмешки.

— Нет, мам, вот тут ты не права. Ты терпеть не можешь врачей, а у Сашки есть общая с ними черта — он