Кабул – Нью-Йорк - Виталий Леонидович Волков

Был день, когда информационные агентства мира передали сообщение, удивившее в Германии как тех, кто вообще не слышал о существовании Ашхабада, так и тех, кто был убежден в благополучии сего государства, уже живущего в золотом веке. В центре столицы на создателя золотого века, Туркменбаши Великого, было совершено покушение. Автомобиль президента, судя по официальному заявлению государственного агентства «Туркменхаваеллары», попытались отделить от сопровождения, перекрыть путь КамАЗом и обстрелять из автоматического оружия. Но охрана сработала столь справно, что глава государства, как он сам рассказал в камеру государственного канала «Ватан», даже не заметил покушения и в неведенье въехал во дворцовые ворота. К вечеру Баши огласил имена заговорщиков — среди которых перечислил всех главных оппозиционеров из числа бывших министров, сумевших за последний год под разными предлогами бежать из страны. Сильные мира сего, особо не медля, осудили террористов, правозащитники, напротив, обнародовали релизы, гласившие, что покушение — спектакль, придуманный для того, чтобы с благословения мировой элиты и под лозунгом борьбы с террором мелким гребнем пройтись по стране в поисках инакомыслящих…

Логинов отправился в город Фрехен, будучи переполненным историей, произошедшей в Ашхабаде. Он уже знал то, что в Туркмении было известно всякому подростку: «мерседес» туркменского президента бронированный, его не возьмешь не то что автоматной очередью, но и ПТУРом, как показало покушение на президента Грузии. На Шеварднадзе не пожалели аж два снаряда, а ничего, остался цел. Володе это было известно тем более, что оба «членовоза» бронировали — тюнировали в фирме, расположенной напротив «Радио Европа — Германия».

Главный информант Логинова по туркменским делам, четвертый сын Пророка Чары, посоветовал редактору не спешить с выводами.

— Без огня нет дыма, Владимирыч! Дай время и денег дай, я тебе раскопаю все кое-чего. Много копать придется, и не в одной Туркмении.

— А где?

— У мудреца в бороде… В Ташкенте, обязательно в Москве, в Анкаре и в Вашингтоне. Что мне тебя учить… Оппозиционерам не верь, правозащитникам не верь, а Баши и подавно не верь!

Логинов остро ощутил свою беспомощность. И дело не в зависимости от Чары, хотя ему даже неизвестно, где сам Чары находится. Что уж говорить о большем! Дело в ином…

И на этот раз передачу Володя записал короткую, воздержанную — не передача, а так, полуфабрикат… И отправился к мудрецу.

— Я в сомнениях, — объяснил он Моисею, — почему во мне протестует «я» от мысли, что американцы освободят афганцев, уничтожив муллу Омара, но страдаю, что туркменским освободителям не удалось избавиться от своего тирана? Я знаю, все это далеко от забот вашего народа, но не едина ли мудрость?

Логинов неспроста решился заговорить со стариком Моисеем об афганцах и туркменах, поскольку старик не делал секрета из того, что обзавелся радиоприемником и слушает по ночам его передачи.

Вот старик — хотя, может статься, вовсе и не старик, а лицом постаревший мужчина, — сидит напротив него, одного с ним роста, тоже сухой и жилистый, и хочется думать, что и Логинов через двадцать-тридцать лет сохранится в таком образе. Кажется, похожим был дед Логинов. Тот прожил сухо и долго, несмотря на тяжелое ранение под Сталинградом. Отец говорил, он умер в уважении. Хотя Моисей порой употребляет иное слово, которое хотелось бы примерить к деду и особенно к себе — в ясности.

— Ты хочешь умом распутать узел, который развязать можно только руками! — дал ответ Пустынник. Он говорил ровно, хотя орган его души гудел! — вот какова мелодия судьбы! Молодой русский пришел к нему с вопросом об оправданности убийства одного. К нему, которому в жертву предстоит принести тысячи! И все равно ответ не столь ясен.

В том-то и дело. В ясности.

— Руками, потому что глаз не видит всех переплетений. Глазу нужна ясность пути созидания.

Логинов представил себе, что решение его вопроса — действительно сложный узел с двумя спрятанными краешками — «да» и «нет», и он в уме пытается разобраться в лабиринте линий. И не может, потому что его ум не четырехмерен, он не обладает способностью видеть предметы в перспективе их создания. Способностью Эйнштейна. Зрением Пикассо.

Логинов вспомнил, как силился понять четвертое измерение, когда только вернулся из Афганистана. От конкретного его воротило, от дурных мыслей отвлекало только абстрактное. Только чтобы взгляд не останавливать на окружающих его лицах. Но мастер боевых искусств Коваль доходчиво объяснил ему смысл четвертого измерения в самом практическом приложении: «Если муха разучится летать, то станет муравьем», — сказал он, загадочно ухмыльнувшись, как будто знал еще что-то об этом, но не был уверен, стоит ли посвящать в это ученика. И все же добавил: «У мухи третье измерение — крылья, у человека четвертое — память». Мастер Коваль умел видеть, как завязываются узелки боя, как рождается движение противника. Не умом, а тренированной рефлексией тела. Трехмерный многогранник на двумерном листе бумаги неопытному глазу покажется рассыпавшимися в хаосе спичками, выпавшими из коробка.

Логинов рассказал Моисею о словах мастера Коваля. Пустынник отхлебнул чаю, поднялся, подошел к окну, высоко посаженному в стене. По стеклу восьмерила муха, а за ней, в четырехмерном мире, осень превращала пригорок и лес за ним из густо-зеленого в зелено-желтый. Она, с немецкой педантичностью, не пренебрегала мелочами и не проявляла поспешности… Человеческий глаз не мог ухватить и сохранить в памяти движение ее кисти во всей полноте и глубине, но чуткая душа, будучи вооруженной иным зрением, иной памятью, умела угадать в целом и в детали отдельного листа гигантское изменение.

Пустынник жестом подозвал Логинова.

— Поймай двумя пальцами муху, — произнес он и щелкнул по стеклу. Логинов послушался слов, произнесенных скрипучим голосом. Свет, стелющийся из окна, мешал ему увидеть трехмерную петлявую муху, но он принялся охотиться за ней, хоть и понимал умом бессмысленность такого занятия. У насекомого оставалось на целую степень свободы больше, чем у смыкающихся в пустоте пальцев. Старик не смеялся. Он вернулся к кровати и, усевшись на нее, принялся за чай. Ноги он подтянул под себя, дабы не мешать погоне, которая шла уже по всей комнате. Наконец, утомившись, гость уселся напротив. Отчего-то на душе его полегчало.

В 91-м году, когда в Москве случился первый из путчей, Логинов пришел в живое кольцо защитников Белого дома и президента России Ельцина, выступившего за государственный суверенитет этой страны против президента СССР Горбачева. Он оказался на Садовой, где погибли люди. В четыре часа ночи живое радио донесло до Садового слух, что сюда движется спецподразделение «Альфа» в штатском.